Монеты России и СССР

ровно 200 лет назад


22 июня Наполеон обратился с воззванием к войскам, в котором обвинил Россию в нарушении Тильзитского соглашения и назвал нападение на Россию второй польской войной.

Вечером 11 (23) июня 1812 года разъезд лейб-гвардии Казачьего полка заметил подозрительное движение на Немане. Когда совсем стемнело, через реку с возвышенного и лесистого берега на русский берег на лодках и паромах переправилась рота французских сапёров, произошла первая перестрелка. Это произошло в трёх верстах вверх по реке от Ковно, в Литве. После полуночи 24 июня 1812 года по четырём наведённым выше Ковно мостам началась переправа французских войск через пограничный Неман.

В 6 часов утра 12 (24) июня 1812 года авангард французских войск вошёл в российский город Ковно. Переправа 220 тысяч солдат Великой армии под Ковно заняла 4 дня. Реку форсировали 1-й, 2-й, 3-й пехотные корпуса, гвардия и кавалерия.

Вечером 24 июня император Александр I находился на балу у Беннигсена в Вильно, где ему доложили о вторжении Наполеона.


Император нагнал гвардию в Инстербурге 17 июня и следовал за нею в направлении на Ковно по линии Тумбиннен — Сталлупенен — Вильковишки, а затем по лесной дороге, оставляя Мариамполь направо. Войска, охранявшие путь, были великолепны и приветствовали императора с неподдельным энтузиазмом. Войска 1-го корпуса особенно выделялись своей прекрасной выправкой и обученностью. Взятые из хороших гарнизонов и побывавшие в руках полководца, который долго занимался ими, они могли соперничать с гвардией. Вся эта молодежь была полна здоровья и пыла. Солдаты 1-го корпуса имели в ранцах продовольствие на две недели.

Император прибыл в штаб князя в ночь с 21 на 22 июня, находившийся в расстоянии одного лье от Немана и Ковно. Время близилось к рассвету. Он немедленно приказал произвести рекогносцировку на берегах реки и во всех окрестностях. Возвратился он только вечером, в течение двух часов отдавал приказы и снова сел на лошадь, чтобы при свете луны подробнее обследовать берег реки и определить место переправы. Все без исключения должны были оставаться на некотором расстоянии оттуда, чтобы не привлекать внимания русских конных дозоров, которые могли находиться на другом берегу. Император объехал берег в сопровождении саперного генерала Аксо. Утром ему пришлось накинуть на себя шинель одного из польских солдат, чтобы не привлекать внимания.

По окончании рекогносцировки он подъехал к группе чинов штаба, чтобы снова обсудить вопрос о различных пунктах, где войска могли бы занять позиции.

О том, что делается на другом берегу реки, не было никаких сведений: связь была прервана уже в течение нескольких дней.

Князь Экмюльский, генеральный штаб и все остальные жаловались на то, что не удалось до сих пор получить никаких сведений и ни один разведчик еще не вернулся с того берега. Там, на другом берегу, видны были лишь несколько казачьих патрулей. Император произвел днем смотр войск и еще раз занялся рекогносцировкой окрестностей. Корпуса нашего правого фланга знали о передвижениях неприятеля не больше нашего. О позиции русских не было никаких сведений. Все жаловались на то, что ни один из шпионов не возвращается, что очень раздражало императора. Лишь из Мариамполя поступили сведения о том, что русская армия отступает и перед нами находятся только казаки. Император решил, что русские сосредоточиваются в Троках, чтобы защищать Вильно.

После обеда император вызвал меня и спросил, как это он упал с лошади; по его словам, он не очень ушибся и поднялся с такой быстротой, что думал, — так как дело было ночью, — что никто не заметил происшествия. Он спросил, говорят ли об этом происшествии в ставке. Затем он снова стал задавать мне различные вопросы, касающиеся России: об образе жизни жителей, о запасах, имеющихся в городах и деревнях, о состоянии дорог. Он спросил меня, отличаются ли русские крестьяне энергией, способны ли они взяться за оружие, как испанцы, и организовать партизанские отряды, а также думаю ли я, что русская армия отступила и сдаст ему Вильно без боя. По-видимому, он очень хотел сражения. Он приводил ряд аргументов, чтобы доказать мне, что русская армия вопреки сообщениям из Мариамполя не могла отступить и тем самым сдать столицу Литвы, а следовательно, и русскую Польшу без боя: она не могла этого сделать хотя бы потому, чтобы не обесчестить себя в глазах поляков. Он добивался, чтобы я высказал свое мнение об этом отступлении.

Я ответил ему, что не верю в правильные сражения и думаю, как я ему всегда говорил, что у русских не так уж мало территории, чтобы они не могли уступить ему порядочный кусок хотя бы для того, чтобы удалить его на большее расстояние от Франции и принудить его раздробить свои силы.

— Но в таком случае, — с живостью возразил император, — я получаю Польшу, а Александр в глазах поляков бесповоротно опозорит себя тем, что отдает ее без боя. Уступить мне Вильно — значит потерять Польшу.

Он много говорил об этой оккупации, о развертывании его сил и их быстрых передвижениях и пришел к выводу, что русские корпуса не могут спасти свой обоз и свою артиллерию. Он думал даже, что многие из них придут в расстройство и не смогут уйти от его быстрого наступления. Он подсчитывал, сколько часов понадобится ему, чтобы дойти до Вильно, и забрасывал меня вопросами, как будто я ездил по этой дороге и как будто вопрос заключался в том, чтобы доехать туда на почтовых.

— Меньше чем через два месяца, — сказал император, — Россия запросит мира. Крупные помещики будут перепуганы, а многие из них разорены. Император Александр будет в большом затруднении, так как русским, по существу, весьма мало дела до поляков и они вовсе не хотят терпеть разорение из-за Польши.

Чтобы не встречать противоречий с моей стороны, император быстро задавал вопросы и столь же быстро сам давал желательные для него ответы на них, делая все время вид, что он торопит меня с ответом, и ежеминутно спрашивал меня, неужели я не разделяю его мнения, но не давал мне вставить ни слова. Когда он кончил говорить, я молчал, и это его рассердило. Он хотел получить ответ, который подтверждал бы его взгляды. Я сказал ему, что могу лишь напомнить то, что говорил мне император Александр, а именно, «что он воздает должное великим военным талантам императора и будет избегать до пределов возможного мериться силами с ним в открытом бою; если русские будут побиты, то они возьмут пример с испанцев, которые часто бывали разбиты, но не были, однако, ни побеждены, ни покорены; недостаток выдержки погубил другие государства; он не будет стрелять первым, но он скорее отступит до Камчатки, чем уступит свои губернии или будет приносить жертвы, которые не приведут ни к чему, кроме передышки». Император выслушал меня и отпустил, ничего не ответив.

В ночь с 23 на 24 июня, дивизия Морана перешла через Неман. За нею последовали другие, так как понтонные парки заранее были стянуты к реке. Операция была выполнена в несколько часов без всяких помех даже со стороны казаков, которые в небольшом числе находились на другом берегу и стали отвечать на ружейные выстрелы, направленные против них, лишь тогда, когда наши части вступили в первую деревню по ту сторону Немана, находившуюся в некотором расстоянии от реки.

Император переправился через реку утром 24 июня, как только первая дивизия заняла позицию на другом берегу, переходов из-за усталости, холода и лишений.

продолжение следует...

и тоже 22 июня.

сомнительно, чтобы Гитлер специально подгадал так к годовщине вторжения Наполеона.

Это историческая случайность, к дате вторжения, в обоих войнах, приводила цепь событий. Хотя Гитлер время от времени проводит параллели с походом Наполеона на Россию.
В войне 1812 года понадобилось менее полугода, что бы изгнать врага за границы Российской империи, а вот на его добивание без малого два года.

Ну благо очередного вторжения в обозримом будущем не ждать)) Разве что из космоса.

В России подготовка к очередной войне с Францией началась с назначением в январе 1810 г. новым военным министром генерала от инфантерии М.Б. Барклая де Толли. От русской разведки он имел достаточно полное представление о том, как готовится к походу на Россию Наполеон. При полной поддержке императора Александра I Барклай де Толли провел целый ряд широкомасштабных преобразований в целях увеличения военной мощи государства, которые прямо сказались на итогах Отечественной войны.

Военные реформы 1810–1812 гг. при всей своей незавершенности к началу вторжения армии Наполеона заметно усилили русскую армию, усовершенствовали как систему управления армией, так и подготовку в стране резервов. Глава военного ведомства проводил преобразования с учетом прошедших войн с наполеоновской армией.
Была реорганизована система центрального военного управления. Теперь она строилась на основе принятого в январе 1812 г. «Учреждения Военного министерства». Система полевого управления действующей армии теперь основывалась на положениях принятого тогда же «Учреждения для управления Большой действующей армии». Эти два документа, разработанные Военным министерством, стали основополагающими на многие годы вперед.

Одновременно произошли изменения в функциях Генерального штаба. Теперь их в полевых войсках исполняли офицеры Свиты Его Императорского Величества (Е.И.В.) по квартирмейстерской части. Свита, выполняя функции Генерального штаба, ведала размещением и перемещением войск, планированием военных действий и топографическими съемками предполагаемого театра военных действий. При Свите действовало Военно-топографическое депо.

Функции квартирмейстерских офицеров определялись «Руководством к отправлению службы чиновников дивизионного генерал-штаба», принятого в 1811 г. Квартирмейстерские офицеры отвечали за маршруты движения войск, деятельность колонновожатых, тыла армии и осмотр боевых позиций. Генерал-квартирмейстер по должности входил в состав Главного штаба действующей армии.

В годы войны во главе Свиты Е.И.В. стоял генерал-майор князь П.М. Волконский. В начале 1812 г. штатный состав Свиты, который пополнялся высокообразованными людьми, состоял из 10 генералов, 58 штаб-офицеров и 99 обер-офицеров. Большинство из них находилось на театре военных действий. Офицер Свиты имел преимущество перед армейскими офицерами в один чин.

продолжение следует...

В русской армии вводилась постоянная корпусная система. Всего корпусов было сформировано восемь, по две пехотные дивизии в каждом. Все они вошли в состав 1-й и 2-й Западных армий. Были также увеличены штаты армейских пехотных полков, которые теперь стали состоять из трех батальонов каждый. Два из них были действующими, а один запасным. Реорганизация армейской полевой пехоты была проведена под руководством военного министра генерала от инфантерии М.Б. Барклая де Толли в октябре 1810 г.

Пехота, которая являлась основным родом войск армии России, состояла из тяжелой пехоты, легкой пехоты и гарнизонных частей. Гарнизонные (отдельные) полки и батальоны, а также внутренняя стража являлись резервом сухопутной армии, которая черпала из них подготовленное пополнение на всем протяжении войны.

В 1812 г. в состав полевой русской армии входила морская пехота – так называемые морские полки. Три из них входили в состав Балтийского флота. Они находились в ведении Министерства военно-морских сил.

Лейб-гвардия, составлявшая элиту военной силы Российской империи, пополнилась двумя новыми пехотными полками – Литовским и Финляндским.

Отечественную войну русская армия встретила, имея в составе тяжелой пехоты 4 гвардейских, 14 гренадерских, 96 пехотных, 4 морских полка и Каспийский морской батальон. Легкая пехота состояла из 2 гвардейских, 50 егерских полков и Гвардейского (флотского) экипажа. В состав гарнизонной пехоты входили лейб-гвардии Гарнизонный батальон, 12 гарнизонных полков, 20 гарнизонных батальонов, 42 батальона и 4 полубатальона внутренней стражи.

Если до 1810 г. дивизии состояли из частей различных родов войск, то к 1812 г. были сформированы 25 однотипных пехотных дивизий. Каждая из них включала 4 пехотных и 2 егерских полка (3 бригады по два полка). Создавались также две гренадерские дивизии (по 6 гренадерских полков), которым отводилась роль ударной силы. Все дивизии имели собственную артиллерийскую бригаду.

Формировались и отдельные кавалерийские дивизии, в том числе и тяжелые кирасирские. Дивизии состояли из 5–7 полков, сведенных в бригады. В составе 1-й и 2-й Западных армий они сводились в резервные кавалерийские корпуса (всего их было четыре).

Регулярная кавалерия русской армии подразделялась на тяжелую (кирасиры, драгуны) и легкую (гусары, уланы). В начале 1812 г. в ее составе имелось 6 гвардейских, 8 кирасирских, 36 драгунских, 11 гусарских и 5 уланских полков. В декабре часть драгунских полков была преобразована в конно-егерские полки, то есть в полки конных стрелков. В отличие от наполеоновской «Великой армии» деление русской тяжелой и легкой кавалерии было унифицировано, что облегчало ее применение.

Иррегулярной (казачьей) конницы дивизионная система не коснулась. Конные полки объединялись в отдельные (летучие) отряды, входившие в состав армий и армейских корпусов. Самым крупным из них стал созданный перед самой войной Летучий казачий корпус под командованием донского атамана генерала от кавалерии М.И. Платова.

Многотысячная иррегулярная конница традиционно составляла часть военной силы Российского государства. В 1812 г. она состояла из конных полков Донского, Уральского, Оренбургского, Черноморского, Бугского, Терского и Сибирского казачьих войск. Их дополняли украинские ополченческие полки и полки степных народов России (калмыков, башкир, мещеряков, тептярей и крымских татар). Национальные иррегулярные конные полки были созданы с началом войны и, как казачьи, относились к легкой кавалерии.

Затронула военная реформа и артиллерию полевой действующей армии. К началу войны в ее рядах числилось 27 полевых артиллерийских бригад, каждая из которых состояла из батарейной и двух легких артиллерийских рот в основном по 12 орудий в каждой. Всего в русской армии имелось 27 батарейных и 54 легкие артиллерийские роты, всего 942 орудия. Помимо них в состав полевой армии входило 10 резервных артиллерийских бригад (19 батарейных, 4 легкие и 18 конных рот, всего 492 орудия), а также 4 запасные артиллерийские бригады (7 батарейных, 15 легких и 12 конных рот, всего 408 орудий).

Таким образом, полевая артиллерия русской армии насчитывала 1842 орудия и обладала значительной огневой мощью. Разумеется, что далеко не вся полевая артиллерия могла принять непосредственное участие в войне.

Кроме этих трех видов артиллерийских бригад, в состав военной силы России входила многочисленная гарнизонная (или крепостная) артиллерия. Она была разбросана по большому числу крепостей, приграничных и морских. Это были в основном орудия крупного калибра и устаревших образцов, не пригодных для ведения боевых действий в поле.

Боевая выучка артиллерии России традиционно находилась на высоком уровне. Перед Отечественной войной 1812 г. подготовкой, укомплектованием, распределением и оснащением армейской полевой артиллерии ведал Артиллерийский департамент Военного министерства.

Русская армия имела инженерные войска, в состав которых входили пионеры (военные инженеры), саперы и минеры. Они, номинально входя в состав двух отдельных пионерных полков, были разбросаны по армиям, армейским корпусам, наиболее крупным и значимым крепостям. Имелись также понтонные роты, которые организационно входили в состав запасных и резервных артиллерийских бригад и являлись составной частью инженерных войск.

Все эти роты, кроме понтонных, нумерации не имели и именовались по фамилиям своих командиров. Подготовкой, укомплектованием, распределением и оснащением инженерных войск ведал Инженерный департамент Военного министерства.

Серьезной реформе подверглась вся система управления сухопутными вооруженными силами России. Были образованы штабы армий и корпусов. Реорганизации подверглась Свита Е.И.В. по квартирмейстерской части. В январе 1812 г. император Александр I утвердил «Учреждение для управления Большой действующей армии» и «Учреждение Военного министерства». Для управления военной разведкой была создана Особенная канцелярия военного министра.

Не осталось в стороне и боевое обучение полевых войск. Оно стало проводиться на основе новых регламентирующих документов: «Воинского устава о пехотной службе», «О егерском учении» и «О строевой кавалерийской службе». Требования и положения этих документов легли в основу подготовки полевых войск к войне. Показательно, что в них учитывался опыт ведения последних войн России, прежде всего с наполеоновской Францией.

Военный министр М.Б. Барклай де Толли изменил систему подготовки резервов для полевой действующей армии. Учреждается внутренняя стража, ставшая дополнением к гарнизонным полкам и батальонам. Создаются рекрутские депо, на основе которых были сформированы 10 пехотных и 4 кавалерийские дивизии, 7 запасных артиллерийских рот. Из запасных пехотных батальонов и кавалерийских эскадронов создаются два резервных корпуса. В ходе Отечественной войны 1812 г. и военных кампаний 1813 и 1814 гг. почти все эти подготовленные резервы пошли на пополнение русской армии. Такой масштабной подготовки армейских резервов Россия еще не знала.

продолжение следует...

Русская армия накануне войны




В 1812 г. в вооруженных силах России имелось 622 тыс. человек. В это число входило: 380 тыс. человек пехоты, 80 тыс. человек кавалерии, 52 тыс. человек артиллерии и инженерных войск, 110 тыс. человек иррегулярной конницы, преимущественно казачьей. Основная часть этих войск в силу угрозы нового военного конфликта с наполеоновской Францией была сосредоточена в западном приграничье Российской империи.

Но из этих полевых воинских сил собственно на западной границе было сосредоточено всего лишь 210–220 тыс. человек. То есть неприятель в начале войны сразу же получил более чем двукратное превосходство в численности заранее отмобилизованных и сосредоточенных войск: пехоты, регулярной кавалерии и артиллерии. Русские армии, разделенные перед войной на три полевые действующие армии (одна треть вооруженных сил Российского государства), имели следующее расположение.

1-я Западная армия военного министра России генерала от инфантерии М.Б. Барклая де Толли (около 120 тыс. чел. при 590 орудиях) имела главную квартиру в городе Вильно (ныне - Вильнюс, Литва). В ее состав входило шесть пехотных корпусов (1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 5-й и 6-й), три резервных кавалерийских корпуса (1-й, 2-й и 3-й), Летучий казачий корпус атамана М.И. Платова, четыре пионерные (инженерные) и две понтонные роты. Должность начальника Главного штаба с 30 июня занимал генерал-майор А.П. Ермолов. Накануне войны армия дислоцировалась на территориях Виленской и Гродненской губерний.

2-я Западная армия генерала от инфантерии князя П.И. Багратиона (45–48 тыс. чел. при 168 орудиях) находилась южнее, имея штаб-квартиру в городе Волковыске. В ее состав входили два пехотных корпуса (7-й и 8-й), 4-й резервный кавалерийский корпус, казачий отряд генерал-майора Н.В. Иловайского, две пионерные, минерная и понтонная роты. Позднее прибыла 27-я пехотная дивизия. Начальник армейского штаба – генерал-майор Э.Ф. Сен-При, французский эмигрант. Армия располагалась перед войной на территории Гродненской губернии.

3-я Обсервационная (наблюдательная) армия генерала от кавалерии А.П. Тормасова (45 тыс. чел. при 168 орудиях) прикрывала юго-западное направление, находясь на Волыни в районе города Луцка южнее Полесья. Она была создана накануне войны, в мае 1812 г. Состояла из четырех сводных корпусов разной численности, кавалерия – из отдельных дивизий и полков. Всего в армии имелось 60 пехотных батальонов, 76 кавалерийских эскадронов, 10 конных иррегулярных полков, 14 артиллерийских рот. Начальник штаба армии – генерал-майор И.Н. Инзов. Главная квартира находилась в городе Дубно Волынской губернии.

В ходе Отечественной войны 1812 г. 1-я и 2-я Западные армии были объединены в Главную армию под командованием генерал-фельдмаршала светлейшего князя М.И. Голенищева-Кутузова-Смоленского. 3-ю Обсервационную армии и Дунайскую армию в сентябре объединили в 3-ю Западную армию под командованием адмирала П.В. Чичагова. Она напрямую подчинялась главнокомандующему Главной действующей армией.

Дунайская армия адмирала П.В. Чичагова (начальник штаба – генерал-лейтенант И.В. Сабанеев) в июле 1812 г. насчитывала в своих рядах около 57,5 тыс. человек (74 батальона пехоты, 64 эскадрона кавалерии, 14 полков иррегулярной конницы, 20 артиллерийских рот). Все они имели опыт ведения боевых действий. Армия состояла из четырех корпусов разной численности и резерва.

Самая южная русская армия к началу войны располагалась на Дунае, в Валахии и Молдавии, где только что закончилась Русско-турецкая война 1806–1812 гг. На ее завершающем этапе Дунайской армией командовал генерал от инфантерии М.И. Голенищев-Кутузов. С началом наполеоновского нашествия Дунайская армия, оставив на берегах Дуная часть своих сил для охраны границы, двинулась на Волынь, куда прибыла в сентябре, имея в своем составе 43,6 тыс. человек.

Финляндский корпус генерал-лейтенанта Ф.Ф. Штейнгеля насчитывал 10–15 тыс. человек (по данным на июль 1812 г., 21 тыс. чел.): две пехотные дивизии, драгунский и донской казачий полки. Корпус находился в Финляндии, в Свеаборге и Або (частью на Аландских о-вах) и предназначался для совместной русско-шведской диверсии (десантной операции) в тыл наполеоновской «Великой армии», то есть для высадки на южном побережье Балтийского моря.

Прочие войска находились в отдельных корпусах, стоявших под Ригой, у Торопца и Мозыря, а также на Кавказе и Востоке империи, во внутренних гарнизонах, из которых самым значительным являлся столичный гарнизон Санкт-Петербурга. Войска, значительные числом, находились в Грузии и других областях Кавказа, где еще шла Русско-персидская (Русско-иранская) война 1804–1813 гг. Часть полевых и гарнизонных войск была дислоцирована на Южном Урале и в Сибири по гарнизонам крепостей, стоявших на пограничных линиях.

Большая часть казачьих войск, за исключением Донского казачьего войска, в 1812 г. «держала» южную и восточную границу Российской империи. Терское и Черноморское казачество отвечало за укрепленные пограничные линии на Северном Кавказе. Уральское, Оренбургское и Сибирское казачество - за укрепленные линии на границе с беспокойной Киргизской (Казахской) степью.

продолжение следует...

В Отечественной войне 1812 г. приняли участие корабли Балтийского флота, состоявшего из корабельного, гребного и вспомогательного флотов. Они предназначались для огневой поддержки сухопутных войск, действовавших на побережье, высадки десантов, защиты своих берегов от «диверсий» морских сил неприятеля. Надо признать, что большая часть линейных кораблей, фрегатов, гребных судов были старой постройки и уже не отвечали требованиям времени. В состав Дунайской армии входил 75-й флотский экипаж Черноморского флота.

Россия к началу вторжения «Великой армии» в ее пределы обладала значительной военной силой. Она была способна отразить нашествие воинства, собранного императором французов Наполеоном I с покоренной им пол-Европы. Однако собственно на театре военных действий оказалась только треть этих воинских сил, что и определило характер первой половины Отечественной войны 1812 г.

17 (29) июня—18 (30) июня около Прены южнее Ковно Неман перешла другая группировка (67 тысяч солдат: 4-й и 6-й пехотные корпуса, кавалерия) под командованием вице-короля Италии Евгения Богарне. Почти одновременно 18 (30) июня ещё южнее, около Гродно Неман пересекли 4 корпуса (78—79 тысяч солдат: 5-й, 7-й, 8-й пехотные и 4-й кавалерийские корпуса) под общим командованием короля Вестфалии Жерома Бонапарта.



На северном направлении возле Тильзита Неман пересёк 10-й корпус маршала Макдональда. На южном направлении со стороны Варшавы через Буг начал вторжение отдельный Австрийский корпус генерала Шварценберга (30—34 тысячи солдат).



16 (28) июня был занят Вильно.

Так кто же сжег Москву?

После сражения при Бородино русская армия отступила к деревне Нара, откуда Главнокомандующий армиями генерал-фельдмаршал князь М. И. Кутузов 29 августа доносил царю Александру об итогах сражения и ближайших своих намерениях действовать:

"Баталия, 26 числа бывшая, была самая кровопролитная из всех тех, которые в новейших временах известны. Место баталии нами одержано совершенно, и неприятель тогда ретировался в ту позицию, в которой пришёл нас атаковать; но чрезвычайная потеря с нашей стороны, сделанная особливо тем, что переранены самые нужные Генералы, принудила меня отступить по Московской дороге. Сего дня нахожусь в деревне Наре и должен отступить ещё навстречу к войскам, идущим ко мне навстречу на подкрепление. Пленные сказывают, что неприятельская потеря чрезвычайно велика и что общее мнение во Французской армии, что они потеряли ранеными и убитыми 40 тысяч человек. Кроме дивизионного генерала Бон-Ами, который взят в плен, есть и другие убитые, между прочим, Давуст. Аръегардные дела происходят ежедневно. Теперь узнал я, что корпус Вице-Короля Итальянского, находившегося около Рузы, и для того отряд Генерал-Адъютанта Винцегерода пошёл к Звенигороду, дабы закрыть по той дороге Москву".

Когда М. И. Кутузов писал это донесение, он ещё не знал точно, будет ли через несколько дней сдана Москва без боя или за неё разгорится жестокий смертный бой. Кутузов лишь подчёркивал, что армия понесла в Бородинской битве потери в живой силе чрезвычайные, переранены самые нужные генералы.

Драться за Москву или оставить её на милость неприятелю, было решено точно 1 сентября в избе крестьянина Савостьянова в Филях, на военном совете Кутузов подвёл черту, Москву нужно оставить: "С потерей Москвы не потеряна ещё Россия, доколе сохранена будет армия".

Второго сентября никем не встречаемый Наполеон вошёл в древнюю русскую столицу, поселился в Кремле. Французские войска едва успели наполнить Москву, как город охватил пожар. Поначалу никто ничего не мог понять: многие французы думали, что это по неосторожности они сами устроили пожар, многие русские решили то же самое - враг решил сжечь русскую святыню. Поначалу даже не все поняли, какую опасность таит для французов этот пожар.

А когда незваные гости разобрались, когда бросились тушить объятую пламенем Москву, было поздно. Огонь пожирал весь город, гудел так, что бесполезно было подступаться, да и нечем было тушить, оставалось только ждать, пока пожар сам не утихнет, и наблюдать, как огонь пожирает дома, конюшни, продовольственные и наполненные вещами склады, фураж...

И, наблюдая, с ужасом понимать, что город, после того как пламя уляжется, станет нежилым в преддверии зимы, станет пепелищем, а сама Москва, если не случится чудо, если Наполеон не найдёт никакого выхода, станет смертельной ловушкой для французского воинства. И выбраться из этой ловушки будет очень непросто.

Ведущая парижская газета Montieur (а следом за ней перепечатывали все европейские газеты) 14 октября в 22-м бюллетене Великой Армии печатала о Московском пожаре вот что:

"С большим трудом, но можно бы ещё поверить, что поджог Москвы явился порывом отчаянья от невозможности остановить наступление французской армии, и что русские именно поэтому вынуждены были это сделать, оставляя свою столицу. Эта мысль о поджоге с отчаянья казалась настолько естественной, что многие люди поверили в неё, и хотя и не смогли оправдать поведения московского генерал-губернатора Ростопчина, но это хоть немного сгладило у них впечатление от той ужасной картины и того ужаса, что те самые руки, которые должны были защищать город от неприятеля, бросили город в объятья пламени.

Сейчас же уверенно можно говорить о том, что этот самый пожар был спланирован заранее и что опустошение города было тщательно просчитано. Таким образом, чувства, которые можно выразить по этому поводу, - удивление и досада. Никогда ещё мы не сталкивались с тем, что так хладнокровно спланировано было опустошение столицы. Помощники Ростопчина, а именно пять тысяч бандитов, которых он выпустил из тюрем, передавали друг другу из рук в руки факелы и разносили их по всем кварталам города, чтобы всюду разжечь огонь. Для того, чтобы огонь разносился с огромной скоростью, поджигатели наблюдали, с какой стороны дул ветер, и поджигали так, чтобы огонь с помощью ветра тут же перекидывался на соседние здания. В большинстве домов были найдены пакля, смоченная смолой и дёгтем, а также сера, которая была подложена под деревянные лестницы, в каретники, в конюшни, другие надворные постройки. Для того чтобы вызвать огонь с наружной стороны домов, были использованы снопы соломы и стянутые верёвками стога сена, равно как и пушечные фитиля.

Наши солдаты нашли также пожарные ракеты, которые были изготовлены с такой тщательностью, что стоило их раз зажечь, погасить уже было невозможно. Наши солдаты даже принесли с собой образцы таких ракет, которые поджигатели не успели использовать. Все эти факты объясняют, каким образом пламя могло охватить изнутри закрытые здания и жилые дома, в которых никто не проживал. Великолепное здание банка выгорело почти дотла, и можно было видеть только остатки железных дверей, за которыми всё подчистую выгорело. Но что кажется совершенно невероятным и неправдоподобным - это то, что французы, желая остановить пожар, не смогли найти ни одного подходящего предмета, пригодного для тушения пожара. Пожарные сами вынуждены были покинуть этот несчастный город, который был приговорён с хладнокровием к разрушению. И такое хладнокровие возмущает человечество".

Замечу, что русские газеты о том, кто же всё-таки устроил пожар в Москве, ни словом не обмолвились ни сразу, ни потом. Никто из русских заслуживающих доверия лиц ни в войну 1812 года, ни после её окончания по этому поводу не делал никаких заявлений. Московский пожар русскими официальными кругами в 1812 году и позднее был оставлен без комментариев...

Бессильная что-то изменить, газета обрушилась на губернатора Москвы Ростопчина. Ни имя генерал-фельдмаршала Кутузова, ни имя царя Александра I не мелькало в газетах так часто, как имя Ростопчина, допустившего такое злодеяние по отношению к вверенному ему городу. Его обвиняли во всех грехах, ему отказывали в праве называться цивилизованным человеком.

Найдя во дворе дома Ростопчина труп, что во время ведения боевых действий и спешного отступления было, в общем-то, не так и удивительно, Montieur, а следом и другие европейские издания, клеймили позором Ростопчина: что это за губернатор и что от него другого можно ожидать, кроме как поджоги да убийства, если даже в его дворе валяются неубранные мёртвые тела?

Ростопчин... Ростопчин... Имя это французские газетчики вбивали частым повторением не переставая, на некоторое время он стал самым знаменитым русским.

Montieur, за устроенный русскими московский пожар, считал нужным ознакомить всю Европу с характером и традициями этого народа - который так часто представляют как цивилизованную нацию, - как с народом-варваром.

Совсем не понятна на фоне постигшего французскую армию бедствия в связи с пожаром в Москве заметка в газете Journal de Paris. Там можно прочитать следующее замечание о неприятных последствиях для жителей Санкт-Петербурга вследствие занятия французами Москвы:

"Как только французская армия начнёт наступать на Москву, Санкт-Петербург сразу же окажется отрезанным от большинства провинций, из которых он получал своё довольствие. Любители хороших трапез сами должны будут провести печальную жизнь. Они не будут есть ни бифштексов, ни ростбифов, так как стада быков, которые обычно гонят в Петербург, не смогут больше пригнать, поскольку все самые главные пути между Петербургом и Украиной заняты французской армией. К своему столу петербуржцы перестанут получать виноград из Астрахани, вино из Крыма, фрукты из Москвы. Белуга из Волги и осётры из Каспийского моря также подвергаются опасности быть отрезанными от столов русской столицы. Но самое ужасное состоит в том, что жителям Петербурга будет не хватать хлеба. Белого хлеба будет крайне мало, и он очень подорожает, жителям Санкт-Петербурга останется довольствоваться только рожью из Финляндии, икрой и телятиной из Архангельска".

Если это всё было так в Петербурге, то всё равно не шло ни в какое сравнение с положением наполеоновских войск в первой русской столице. Простое бессильное злорадство французской газеты?

Понимая, что читатель быстро сообразит, что Москва, опустошённая огнём, стала ещё и городом без жилья, без одежды, без продовольствия и корма коням, Montieur спешил успокоить парижан, всех жителей Франции и Европы:

"Москва, 3 октября. Его Величество император Наполеон продвигается вперёд. Состояние его здоровья отменное. Положение армии улучшается день ото дня. Пока сложно сказать, сколько будет найдено в подвалах провизии, которую не тронул огонь. Некоторое время назад из столицы были посланы подводы за провиантом, и сейчас они постепенно возвращаются на главную квартиру. Эти подводы были посланы, затем чтобы удовлетворить потребности любого вида. И для того, чтобы придать уверенности солдатам, которые иначе могли бы терпеть лишения. В этой стране великолепно понимают, как защититься от холодов. Наши бравые солдаты, которые уже побывали в своей первой кампании в Польше, приняли во внимание эту национальную привычку тепло одеваться и даже улучшили всё это. Население Москвы, с которым, кстати, обходятся с большой человечностью, постепенно отходят от тех мечтаний, которые они получают через прокламации и фальшивые и иллюзорные обещания, которые им даёт их шеф Ростопчин. Они снова спокойно занимаются своими делами и думают лишь о том, как бы им пережить все обрушившиеся на них беды".

Montieur только "забывал" напечатать, что Наполеон в это время отчаянно искал мира во что бы то ни стало и слал гонцов к Кутузову, в Петербург к царю Александру с предложениями о перемирии. Не сообщал своему читателю того, что выезжавшие из голодной, холодной Москвы в окрестные ближние и дальние городки и сёла усиленные отряды французов за всем, что поглотил пожар в Москве, натыкались на отчаянное сопротивление вооружившихся топорами, вилами, рогатинами, ружьями крестьян, которые ничего не хотели давать врагу, уйдя в леса, нападали на неприятеля из засад, истребляли незваных гостей целыми отрядами. Не писал о мобильных эскадронах гусар из регулярных войск, ведших охоту на рыскавшего в поисках продуктов и одежд неприятеля. Французы несли большие потери, отправляясь за едой и одеждой, нередко привозили крохи необходимого или не возвращались совсем...

Молчал Montieur о том, что французский император сидел мрачнее тучи в Кремле и лихорадочно думал, как выпутаться из отчаянного положения, и не находил другого выхода, кроме как покинуть Москву. Планы строились отступить к Смоленску, соединиться с подкреплением и расположиться на зиму на зимних квартирах в Польше и Литве, перезимовать там. Маршал Дарю предлагал забить всех лошадей, мясо посолить и с таким продовольствием продержаться в Москве до весны... Всё отвергалось как невозможное, неразумное.

Войдя в Москву, Наполеон оказался в плачевном положении. Пожар, устроенный русскими людьми 3 сентября, уничтожил за трое суток три четверти домов, запасы дров, сена. Большая часть церквей была разрушена или разграблена. Французы бедствовали в Москве. У костров, сложенных из дорогой мебели, картин, книг, икон, кипели котлы, в которых варилась конина. По улицам валялись головы сахара и мешки кофе, а хлеба не было.

Приближение зимы в обгорелой Москве пугало Наполеона. Его предложения о мире Александру и Кутузову оставались без ответа, угрозы пойти войной на Петербург - тоже. Партизаны навели на французов такой ужас, что они решались выезжать за город на добычу корма лошадям и съестных припасов только под прикрытием сильных отрядов, но и отряды разбивали. К концу сентября положение сложилось такое, что голодная и больная армия должна была либо погибнуть в Москве, либо покинуть её.

В бессильной злобе Наполеон, решая покинуть Москву, отдал приказ взорвать Кремль и уцелевшие от пожара здания. Это было поручено маршалу Мортье. Буквально за час, перед тем как покинуть Кремль, Наполеон писал в Вильно герцогу Бассону: "С выступлением армии в поход завтра я решу взорвать Кремль".

Кремль, как знать, может, был бы взорван полностью. Но поражение маршала Мюрата под Тарутином заставило спешить оставлять Москву. Оставшийся в Москве с небольшим отрядом маршал Мортье в ночь на 12 октября, отойдя от Кремля, дал сигнал взрывать Кремль. Взрывы повредили Кремль, но незначительно: разрушена была часть арсенала, взлетела на воздух Угольная Водовзводная башня, пострадала южная стена Кремля с тремя башнями, колокольня Ивана Великого треснула от верху до низу, зашаталась, но устояла... Все строения на территории Кремля уцелели. Осталось загадкой, то ли хлынувший дождь залил 60 пороховых бочек, то ли маршал Мортье пожалел Кремль, применил негодный порох.

11 октября все французы ушли из Москвы, сам Наполеон выехал из Кремля 7 октября. Началось знаменитое отступление Великой армии. Под Тарутином, Малоярославцем, Вязьмой, Смоленском было истреблено столько наполеоновских воинов, что от Grande Armee остались жалкие остатки, и она практически перестала существовать. Холод и снежные вьюги доделывали своё дело, в ночь замерзало по 300 человек.

Сам Наполеон только по оплошности генерала Чичагова при переправе через реку Березину избежал плена. Не доезжая до Вильно, он бросил остатки своей армии и укатил в Париж. Об этом Montieur и другие французские газеты, и газеты стран, воевавших на его стороне, сразу не писали. Писали только о прибытии французского императора в Париж...

до Москвы мы ещё не дошли, ну да ладно.
Описание историков:

...Было два часа дня, когда Наполеон со свитой въехал на Поклонную гору, и Москва сразу открылась их взорам. Яркое солнце заливало весь колоссальный, сверкавший бесчисленными золочеными куполами город. Шедшая за свитой старая гвардия, забыв дисциплину, тесня и ломая ряды, сгущалась на горе, и тысячи голосов кричали: «Москва! Москва! Да здравствует император!» И опять: «Москва! Москва!» Въехав на холм, Наполеон остановился и, не скрывая восторга, воскликнул тоже: «Москва!» Очевидец и соучастник граф Сегюр заметил тут, что и маршалы сразу забыли свою обиду и, «опьяненные энтузиазмом славы», бросились к императору с поздравлениями: «Вот наконец этот знаменитый город!» Наполеон сказал: «Пора, пора!» Наполеон даже в этот миг упоения победой и гордыней не забывал, чего стоило добраться до этой великой европейско-азиатской красавицы.

Ни Милан, ни Венеция, ни Александрия и Каир, ни Яффа, ни Вена, ни Берлин, ни Лиссабон, ни Мадрид, ни Варшава, ни Амстердам, ни Рим, ни Антверпен — ни одна столица, куда входили победителями его войска, не имела в его глазах и в глазах его армии такого огромного политического значения, как эта древняя русская Москва, соединительное звено Европы и Азии, ключ к мировому владычеству. В Москве император ждал просьбы смирившегося Александра о мире, армия ждала теплых квартир, изобильного провианта, всех удобств и всех наслаждений огромного города после мучительного похода с его полуголодными рационами, отсутствием питьевой воды, палящим зноем, постоянными стычками с упорным и храбрым врагом.

Люди, пережившие эти часы на Поклонной горе, генералы ли свиты и гвардии, простые ли гвардейцы, говорили потом, что для них это была кульминационная точка похода 1812 г.; они готовы были поверить, что сопротивление русского народа сломлено и что подписание перемирия, а затем и мира вопрос дней.

---------------------------------------------------

Перед вечером Наполеону было дано знать и от Мюрата, и от Понятовского, и от Евгения, что город занят французскими войсками без сопротивления. Было уже поздно, и Наполеон решил провести эту первую ночь в Москве (с 14 на 15 сентября) не в Кремле, а в одном из брошенных домов у Дорогомиловской заставы, где он находился со свитой после того, как покинул Поклонную гору. Император был очень мрачен. «Какая страшная пустыня!» — воскликнул он, глядя на мертвые улицы. Совсем не так он въезжал во все европейские столицы и в столицу африканскую, Александрию. Еще перед его отходом ко сну в дом, занятый им, явились один за другим несколько адъютантов и ординарцев. Они прибыли из разных далеких одна от другой частей города, а между тем докладывали об одном и том же: в городе начинаются пожары. Наполеон далеко не сразу уразумел истинный смысл и размеры того явления, о котором ему докладывали. У него сначала составилось такое представление, что это солдаты его армии, рассеявшись по городу, громят брошенные дома и по их неосторожности возникают пожары. Он призвал маршала Мортье, которого назначил в этот день военным губернатором Москвы, и грозно приказал ему немедленно прекратить грабежи, о которых уже начали доходить до него многочисленные сведения. «Вы мне отвечаете своей головой за это!» — прибавил император.

Он еще не успел заснуть, когда в третьем часу ночи ему сообщили, что горит уже центральный квартал. Гостиный двор, средоточие московской торговли, и что загораются дома, куда никто из французских солдат не только не входил, но где и поблизости еще никаких французов не было. Бушевал ветер, искры сыпались густым огненным дождем и зажигали соседние здания. Взошло солнце, и при дневном свете вместо зарева пожаров над городом носились клубы дыма.

Французы буквально не могли поверить своим глазам, бродя по громадной столице и видя, что она пуста. Зловещее и дикое это было впечатление. «Вступая вслед за пехотой, я проходил через громадные площади и улицы. Я заглядывал в окна каждого дома и, не находя ни одной живой души, цепенел от ужаса. Изредка мы встречали (французские) кавалерийские полки, мчавшиеся во весь опор по улицам и также никого не находившие», — читаем мы показания одного французского артиллериста. Далеко не все понимали все значение этого странного, неслыханного явления. «Я громко заявлял, что город покинут жителями; теперь еще я без смеха не могу вспомнить, каким наставительным тоном мне отвечал капитан Лефрансэ: «Подобным образом больших городов не покидают. Эти канальи попрятались, мы их разыщем, и они будут перед нами стоять на коленях!»

Но эти первые впечатления французской армии уже с утра 15 сентября стали очень быстро вытесняться грозным событием, с часу на час принимавшим совсем неслыханные, поистине чудовищные размеры. Пожары, начавшиеся еще с вечера 14 сентября, охватили уже полгорода и продолжали усиливаться.

Загорелся прежде всего винный двор, был взорван пороховой магазин, сгорел Новый Гостиный двор. Ряды, потом разом в нескольких местах дома, церкви, «особливо сожжены все фабрики...» «Эти пожары продолжались целых шесть суток, так что нельзя было различить ночи от дня. Во все же сие время продолжался грабеж». Французские солдаты, а за ними и французские мародеры вбегали в дома и тащили все, что уцелело от огня.

В течение всего дня 15 сентября пожар разрастался в угрожающих размерах. Весь Китай-город, Новый Гостиный двор у самой Кремлевской стены были охвачены пламенем, и речи не могло быть, чтобы их отстоять. Началось разграбление солдатами наполеоновской армии лавок Торговых рядов и Гостиного двора. На берегу Москвы-реки к вечеру 15 сентября загорелись хлебные ссыпки, а искрами от них был взорван брошенный русским гарнизоном накануне большой склад гранат и бомб. Загорелись Каретный ряд и очень далекий от него Балчуг около Москворецкого моста. В некоторых частях города, охваченных пламенем, было светло, как днем. Центр города с Кремлем еще был пока не затронут, или, точнее, мало затронут. Большой Старый Гостиный двор уже сгорел. Настала ночь с 15 на 16 сентября, и все, что до сих пор происходило, оказалось мелким и незначительным по сравнению с тем, что разыгралось в страшные ночные часы.

Ночью Наполеон проснулся от яркого света, ворвавшегося в окна. Офицеры его свиты, проснувшись в Кремле по той же причине, думали спросонок, что это уже наступил день. Император подошел к одному окну, к другому; он глядел в окна, выходящие на разные стороны, и всюду было одно и то же: нестерпимо яркий свет, огромные вихри пламени, улицы, превратившиеся в огненные реки, дворцы, большие дома, горящие огромными кострами. Страшная буря раздувала пожар и гнала пламя прямо на Кремль, завывание ветра было так сильно, что порой перебивало и заглушало треск рушащихся зданий и вой бушующего пламени. В Кремле находились Наполеон со свитой и со старой гвардией, и тут же был привезенный накануне французский артиллерийский склад. Был в Кремле и пороховой склад, брошенный русским гарнизоном вследствие невозможности вывезти его. Другими словами, пожар Кремля грозил полной и неизбежной гибелью Наполеону, его свите, его штабу и его старой гвардии. А ветер все свирепел, и направление его не менялось. Уже загорелась одна из кремлевских башен. Нужно было уходить из Кремля, не теряя ни минуты. Наполеон, очень бледный, но уже взяв себя в руки после первого страшного волнения при внезапном пробуждении, молча смотрел в окно дворца на горящую Москву. «Это они сами поджигают. Что за люди! Это скифы!», — воскликнул он. Затем добавил: «Какая решимость! Варвары! Какое страшное зрелище!»

Свита обступила императора; маршал Мортье, делавший все возможное, чтобы отстоять Кремль, категорически заявил, что императору нужно немедленно уходить из Кремля, иначе ему грозит смерть от огня. Наполеон медлил. Еще накануне, войдя впервые во дворец, он сказал, обращаясь к свите: «Итак, наконец, я в Москве, в древнем дворце царей, в Кремле!» Он знал значение Кремля в русской истории и не хотел покидать его, только сутки, да и то неполные, пожив в нем. Но рассуждать было нельзя: пожар с каждой минутой грозил объять дворец и отрезать все выходы. Стало светать, а положение все ухудшалось, уже дышать становилось трудно от гари и дыма, отовсюду проникавших во дворец. «Это превосходит всякое вероятие, — сказал Наполеон, обращаясь к Коленкуру. — Это война на истребление, это ужасная тактика, которая не имеет прецедентов в истории цивилизации... Сжигать собственные города!.. Этим людям внушает демон! Какая свирепая решимость! Какой народ! Какой народ!»

Маршалы и свита единодушно возобновили свои просьбы, чтобы император немедленно покинул дворец. Уже повторялась версия, что русские не только организованно подожгли Москву, но что в особенности они решили направить все усилия на дворец, чтобы покончить с Наполеоном. Вице-король Италии Евгений, пасынок и любимец Наполеона, и маршал Бертье пали на колени, убеждая императора покинуть Кремль. Со всех сторон доносились громкие крики: «Кремль горит!» Император решил перейти в Петровский дворец, тогда стоявший еще вне городской черты, среди чащи и пустырей.

Он вышел из дворца в сопровождении свиты и старой гвардии, но все чуть было не погибли при этой попытке спасения. Вице-король, Сегюр, Бертье, Мюрат шли рядом с императором. Они навсегда запомнили этот выход из Кремля. Вот знаменитое показание графа Сегюра: «Нас осаждал океан пламени: пламя запирало перед нами все выходы из крепости и отбрасывало нас при первых наших попытках выйти. После нескольких нащупываний мы нашли между каменных стен тропинку, которая выходила на Москву-реку. Этим узким проходом Наполеону, его офицерам и его гвардии удалось ускользнуть из Кремля. Но что они выиграли при этом выходе? Оказавшись ближе к пожару, они не могли ни отступать, ни оставаться на месте. Но как идти вперед, как броситься в волны этого огненного моря? Те, которые пробегали по городу, оглушенные бурей, ослепленные пеплом, не могли распознать, где они, потому что улицы исчезали под дымом и развалинами. Однако приходилось спешить. С каждым мигом вокруг нас возрастал рев пламени. Единственная извилистая и кругом пылающая улица являлась скорее входом в этот ад, чем выходом из него. Император, не колеблясь, пеший, бросился в этот опасный проход. Он шел вперед сквозь вспыхивающие костры, при шуме трескающихся сводов, при шуме от падения горящих бревен и раскаленных железных крыш, обрушивавшихся вокруг него. Эти обломки затрудняли его шаги... Мы шли по огненной земле, между двумя стенами из огня. Пронизывающий жар жег нам глаза, которые, однако, приходилось держать открытыми и устремленными на опасность. Удушающий воздух, пепел с искрами, языки пламени жгли вдыхаемый нами воздух, дыханье наше становилось прерывистым, сухим, коротким, и мы уже почти задыхались от дыма...» Наполеона и его свиту спасли случайно встретившиеся солдаты, мародерствовавшие поблизости.

Император переселился в Петровский замок. Еще двое суток, 17-го и 18-го, бушевал пожар, уничтоживший около трех четвертей города. Пожары продолжались, и собственно редкий день пребывания французов в Москве обходился совсем без пожара. Но это уже нисколько не походило на тот грандиозный огненный океан, в который превратили Москву великие пожары 14 — 18 сентября, раздувавшиеся неистовой бурей несколько дней и ночей сряду. Наполеон все время был в самом мрачном состоянии духа. «Это предвещает нам большие несчастья», — сказал он, глядя на развалины и дымящийся мусор, в который обратились самые богатые части города. И не только в неожиданном исчезновении завоеванной добычи было дело. Император ясно понял, что теперь заключить мир с Александром будет еще труднее, чем было до сих пор. Он еще не знал тогда, что мир с Россией для него не только труден, но невозможен, и что война, которую он считал со взятием Москвы оконченной, для русского народа после гибели Москвы только еще начинается.

Величайший английский поэт был потрясен пожаром Москвы и на всю жизнь сохранил это первое впечатление. Обращаясь к Наполеону, Байрон писал: «Вот башни полудикие Москвы перед тобой в венцах из злата горят на солнце... Но увы! то солнце твоего заката!»

Свита и части армии, которые вышли во время пожара к Петровскому дворцу, целыми часами глядели на пылавшую Москву. «Это было устрашающее зрелище, — говорит очевидец-француз, — этот пылающий город. Ночью видна была линия огня, больше чем в милю длиною. Казалось, это — вулкан со многими кратерами. В течение трех дней, пока продолжался пожар, мы оставались в Петровском дворце. На четвертый день мы вернулись в город и увидели там только развалины и пепел. Кремль сохранился...»

-----------------------------------

Наполеон писал жене, императрице Марии-Луизе: "...Эти негодяи довели свою предосторожность до того, что увезли или уничтожили пожарные насосы»"

Интересное высказывание. Получается, что Наполеон уже накануне вторжения делал ставку на российских помещиков, а не на крепостных крестьян, хотя позже он заявлял о проекте по отмене крепостного права и привлечения таким образом российского крестьянства на свою сторону.

Одно другому не мешает.
Помещики - владельцы земельных наделов\деревень, понятно что с войной могли просто потерять всё, а у крепостных ничего не было..
Крестьяне в обещаниях "появились" когда стало немного неприятно от действий партизан

Не скажите. При отступлении русской армии случались крестьянские бунты против помещиков, один из которых описан в "Войне и мире". Так вот Наполеон направлял свои армейские команды на защиту помещиков от взбунтовавшихся крепостных. То есть ,одновременно наладить сотрудничество и с дворянами-помещиками и с их крепостными не получилось бы.

Продолжаем идти дорогами той войны:

С арьергардными боями 1-я и 2-я Западные армии вынужденно отступали под натиском превосходящих сил противника. 1-я Западная армия оставила Вильно и отошла к Дрисскому лагерю, и вскоре между армиями образовался разрыв в 200 км. В него и устремились главные силы наполеоновских войск, которые 26 июня (8 июля) заняли Минск и создали угрозу разгрома русских армий поодиночке.

Однако такое наступательное движение французов гладко для них не прошло.
16 (28) июня арьергардный отряд генерал-майора Я.П. Кульнева дал у Вилькомира упорный бой авангарду корпуса маршала Н. Удино. В тот же день летучий казачий корпус генерала М.И. Платова сразился с неприятелем под Гродно.

После взятия без боя Вильно Наполеон, изменив планы, решил обрушиться на 2-ю Западную армию, окружить ее и уничтожить. Для этого выделялись войска Е. Богарне (30 тыс. человек) и Ж. Бонапарта (55 тыс. человек), а 50-тысячному корпусу маршала Л. Даву предписывалось, двигаясь восточнее Минска, зайти русским в тыл и замкнуть кольцо окружения.

П.И. Багратиону удалось избежать угрозы окружения только путем форсированного отступления в юго-восточном направлении. Искусно маневрируя среди белорусских лесов, полководец быстро отвел свои войска через Бобруйск на Могилев.

6 (18) июля император Александр I обратился к народу России с воззванием о сборе внутри государства земского (народного) ополчения.

«Великая армия» по мере продвижения вглубь России таяла на глазах. Французскому императору приходилось выделять значительные силы против тех русских войск, которые оказались у него на флангах. По пути к Москве против 3-й Западной армии А.П. Тормасова были оставлены 30-тысячные корпуса Ш. Ренье и К. Шварценберга. Против 26-тысячного корпуса генерал-лейтенанта П.Х. Витгенштейна, действовавшего на петербургском направлении, от главных сил были отряжены корпуса Н. Удино (38 тыс. человек) и Л. Сен-Сира (30 тыс. человек). Для захвата Риги был направлен 55-тысячный корпус Ж. Макдональда.

После занятия французами Могилева русские армии продолжили отход в направлении Смоленска. В ходе отступления произошло несколько ожесточенных арьергардных боев – у Мира, Островно и Салтановки.

Бой при Мире

Бой 27–28 июня (9–10 июля) между арьергардом русской 2-й Западной армии (ген. от инф. П.И. Багратион) и передовыми частями правофланговой группировки наполеоновских войск (ген. Ж. Бонапарт) во время Отечественной войны 1812 у местечка Мир (ныне - районный центр Гродненской обл., Республика Беларусь). Наступавший в направлении Гродно, Несвиж польский 4-й кав. корпус, усиленный кавалерией 5-го и 8-го кав. корпусов (10 800 чел., 24 ор.; ген. В. Латур-Мобур), был растянут на 60 км и имел в 1-м эшелоне одну легкую кав. дивизию (св. 3700 чел., 12 ор.; ген. А. Рожнецкий). Прикрывая отход главных сил армии, казачий корпус ген. от кавалерии М.И. Платова получил приказ удерживать Мир и лишь в случае значительного превосходства противника отступить к Несвижу. Платов, имевший непосредственно у Мира ок. 2,5 тыс. чел. кавалерии и 12 ор., выслал навстречу противнику заставу из сотни казаков, а две сотни расположил по сторонам дороги. Главные силы арьергарда находились в 5 км юж. Мира. Застава, войдя в соприкосновение с авангардной бригадой противника, начала отход, увлекая за собой вражескую конницу. Южнее Мира противник был атакован с фронта главными силами Платова, а с тыла – находившимися в засаде казачьими сотнями и понёс большие потери (св. 300 чел.). Казаки потеряли 25 чел. В ночь на 28 июня Платов получил подкрепление (1 пех. и 3 кав. полка; ген.-м. И.В. Васильчиков), численность арьергарда возросла до 8 тыс. чел. Днём дивизия Рожнецкого прошла через Мир, оставленный накануне русскими войсками, и у дер. Симаково обнаружила казачьи аванпосты. Завязавшийся упорный бой с переменным успехом продолжался до вечера. В разгар схватки к полю боя подошла казачья бригада ген.-м. Д.Е. Кутейникова и ударила во фланг полякам. Противник, понеся большие потери (по некоторым данным, св. 600 чел.), в беспорядке отступил. Русская конница преследовала его до наступления темноты. Потери Платова были невелики – ок. 50 убитых и почти 100 раненых.

Платов в ходе боёв под Миром умело сочетал действия небольших отрядов и крупных сил конницы, своевременно наращивая усилия на гл. направлении. Противник, имея общее превосходство в силах, не смог создать на поле боя численного перевеса из-за растянутости своих авангард. колонн и отсутствия твёрдого руководства войсками со стороны некоторых командиров. Успешные действия арьергарда Платова в р-не Мира задержали наступление противника и обеспечили отход к Слуцку 2-й Западной армии.

Бой при Салтановке

Бой 11 (23) июля между французскими и русскими войсками в ходе Отечественной войны 1812 у д. Салтановки (южнее г. Могилева, Республика Беларусь). Стремясь не допустить соединения русской 2-й Западной армии (ген. от инф. П.И. Багратион), отходившей из Бобруйска на Ст. Быхов и Могилёв, с 1-й Западной армией (ген. от инф. М.Б. Барклай де Толли), находившейся в р-не Витебска, Наполеон направил часть сил 1-го армейского корпуса «Великой армии» (маршал Л. Даву, 21,5 тыс. чел., 55 ор.) в промежуток между ними к Могилёву.
8 (20) июля авангард Даву вошёл в город, а его передовые части выдвинулись к Салтановке. Узнав об этом, Багратион приказал усиленному 7-му пех. корпусу (ген.-л. Н.Н. Раевский, 17 тыс. чел., 84 ор.) занять Салтановку и выбить противника из Могилёва.
10 (22) июля войска Раевского лобовой атакой отбросили французский авангард, а 11 (23) июля решительно атаковали неприятеля у Салтановки. Позиция французов примыкала левым флангом к Днепру, её фронт и правый фланг, перед которыми тянулись обширные леса, были прикрыты ручьём Салтановка, протекавшим в глубокой болотистой долине, поэтому фланговые обходы были невозможны. Решительной атакой русские заставили отступить французов с занятых позиций, но Даву подтянул резервы. Однако последовавшая затем попытка французской пехоты вернуть свои позиции была отбита. В сражении русские войска потеряли 2,5 тыс. чел., французские – до 5 тыс. чел. (по франц. источникам – 1,5 тыс.) Видя невозможность прорваться через Салтановку и Могилёв, Багратион двинул армию на Смоленск через Н. Быхов.

Задержка французских войск у Салтановки позволила 2-й Западной армии Багратиона пройти в р-н Смоленска и соединиться там с армией Барклая де Толли.


Сражение при Островно
27 июля 1812 г

Народное ополчение 1812 г. – временные вооруженные формирования, собранные в помощь действующей армии для отражения нашествия наполеоновской армии на Россию на основании Манифеста Александра I от 6 (18) июля 1812 г. и его воззвания к жителям «Первопрестольной столицы нашей Москвы» с призывом выступить зачинателями этого «народного вооружения».

Начавшийся повсеместный созыв земских ополчений был ограничен Манифестом от 18 (30) июля «О составлении временного внутреннего ополчения» 16-ю центральными губерниями, прилегавшими к сложившемуся театру военных действий, которые разделили на три округа. Первый (I-й) округ (Московская, Тверская, Ярославская, Владимирская, Рязанская, Тульская, Калужская, Смоленская губ.) предназначался для защиты Москвы. Второй (II-й) округ (С.-Петербургская и Новгородская губ.) обеспечивал «охранение» столицы. Поволжские губернии третьего (III-го) округа (Казанская, Нижегородская, Пензенская, Костромская, Симбирская и Вятская) должны были служить резервом двух первых ополченских округов. Остальным губерниям предписывалось оставаться «без действия», пока «не будет надобности употребить их к равномерным Отечеству жертвам и услугам».

Формирование ополчений
Законодательными актами сбор ополчений возлагался на аппарат государственной власти, дворянство и церковь.
Общее руководство формированием ополчений осуществлял Особый комитет при императоре, в который входили генерал от артиллерии А.А. Аракчеев, министр полиции генерал-лейтенант А.Д. Балашов и государственный секретарь вице-адмирал А.С. Шишков. Начальники трех округов ополчения были назначены указами императора, а все руководство губернских ополчений, от командующего до командиров полков (дружин), избиралось местным дворянством и представлялось на высочайшее утверждение.

Военное ведомство оказывало помощь в обучении ратников, выделяло им из своих арсеналов и складов огнестрельное оружие и боеприпасы. Министерство финансов контролировало хранение и правильное расходование денежных средств, собранных на ополчение. 25 июля (6 августа) 1812 г. Александр I утвердил доклад Святейшего Правительствующего Синода, по которому Русская Православная Церковь выделила 1,5 млн рублей на организацию Петербургского и Московского ополчений, все «миряне» и духовенство призывались к пожертвованиям на сбор ополчения; а «причетников, детей священно- и церковнослужителей и семинаристов» разрешалось отпускать в ратники.

- Порядок сбора земского войска устанавливался в высочайше утвержденном 14 (26) июля «Докладе о составе Московской военной силы» – правилах организации Московского ополчения. На местное дворянство возлагалось его формирование, руководство и обязательная личная служба в нем на генеральских и офицерских должностях. Отставные офицеры поступали в земское войско с прежним чином, а гражданские чиновники теряли один из своих классных чинов по Табелю о рангах. Дворян из отставных унтер-офицеров и проходивших государственную службу определяли на должности урядников (унтер-офицеров). Ополчения подлежали роспуску «по изгнании неприятеля из земли нашей», а состоявшие в них офицеры и ратники - возвращению «в первобытное свое состояние и к прежним своим обязанностям».
- Каждый помещик обязывался в установленные сроки представить в ополчение определенное число снаряженных и вооруженных ратников из своих крепостных. Самовольное поступление крепостных в ополчение являлось преступлением. Отбор ратников проводили помещик или крестьянские общины по жребию. Дворянские имения, выставлявшие ратников в ополчение, освобождались от рекрутских наборов до его роспуска. Другие категории крестьян – государственные, экономические, удельные, а также мещане и ремесленники подлежали рекрутскому набору в обычном порядке.
- Прием ратников и лошадей проводился в сборных местах по уездам специальными комиссиями в составе чиновника (офицера) от ополчения, предводителя уездного дворянства, городничего и лекаря. Физические и возрастные требования к ополченцам, как войску временному, были снижены по сравнению с рекрутскими наборами. Забракованные приемными комиссиями люди подлежали замене их сдатчиками.
- Ратники губернских ополчений объединялись в полки конных и пеших казаков (в губернских ополчениях, сформированных по Манифесту 18 (30) июля 1812 г., под казаками подразумевались не представители казачьего военного сословия, а легковооруженные конные или пешие воины), а также пеших егерей (во II-м округе полки назывались дружинами). Пешие полки делились на батальоны, батальоны на сотни и десятки. Конные полки — на сотни, сотни — на десятки. «Смоленская милиция» состояла из уездных ополчений, во главе которых находился тысячный начальник, которые в свою очередь разделялись на «пятисотни», сотни и полусотни. Ополчение каждой губернии находилось под командой своего начальника.

Начальникам полков (дружин), командирам батальонов жалования не полагалось «по важности звания, в коем они служат и по особой доверенности государя императора, из усердия Отечеству». Малоимущим дворянам из фонда ополчения выплачивалось пособие на снаряжение. Нормой обеспечения ратника за счет отдатчика служили установленные правительством пайки трехмесячного довольствия рекрут, отправляемых на сборные пункты. Его обмундирование состояло из суконного кафтана, шаровар, рубахи, сапог и фуражки с латунным крестом и надписью на ней «За Веру и Царя».

Военная подготовка ратников проходила по сокращенной программе обучения рекрута, инструкторами в обучении выступали офицеры и нижние чины из армейских и казачьих частей, находившиеся в местах формирования губернского войска.

Чрезвычайные обстоятельства, связанные с отступлением Русских армий к Москве, заставили правительство Александра I придать «народному вооружению» более широкий размах, чем это первоначально предусматривалось Манифестом от 18 июля. Кроме земских (крестьянских), началось формирование и казачьих ополчений (из представителей особого военного сословия), устройство которых определялось «Положениями казачьих войск», утвержденных Александром I в начале XIX в.

В Украинских губерниях было собрано казачье (22 полка) и два земских ополчения (Полтавское и Черниговское) общей численностью 70–75 тыс. человек. Бугское казачье войско (Херсонская губ.) снарядило на свой счет дружину в 500 казаков, которая в военных действиях не участвовала, а несла службу на кордонах, учрежденных в связи с эпидемией чумы осенью 1812 г.

Войско Донское сформировало 22 ополченских полка численностью 12,7 тыс. человек, к которым присоединились 4 полка из «служивых казаков», оставленных в г. Новочеркасске для выполнения строительных работ и несения внутренней службы.

На территории, подчиненной Оренбургскому военному губернатору князю Г.С. Волконскому, от Башкиро-мещерякского иррегулярного войска, Оренбургских и Уральских казачьих войск были собраны 23 (2 мещерякских, 18 башкирских, 2-й Тептярский, Оренбургский № 3 и Уральский № 5) пятисотенных и один тысячного состава (Оренбургский атаманский) казачьи полки общей численностью 13 тыс. казаков.

Созыв ополчения, по сравнению с рекрутским набором, позволил правительству Александра I в сжатые сроки мобилизовать на войну большие людские и материальные ресурсы. В 16 ополчающихся губерниях было выставлено 208-233,8 тыс. ратников из них: в I-м округе – 121,5-136,8 тыс., во II-м – 23,0-25,9 тыс. и в III-м – 63,5-71,1 тыс. человек. Из этого числа ополченцев сформировано 74 пеших полка, 2 батальона, 9 бригад (28 дружин), 13 конных полков и 3 сотни. В остальных губерниях и областях, не призванных Манифестом к ополчению (в том числе на Украине и Дону), собрали еще около 104 тыс. человек, составивших 16 пеших полков и один батальон, 88 конных полков и 3 эскадрона. Всего в ополчениях Отечественной войны 1812 г. проходило службу до 320 тыс. ратников (в том числе 50 тыс. конных), по другим данным – до 420 тыс. За этот же период в Русскую армию по 81 и 82-му рекрутским наборам было собрано 107 тыс. человек и по 83-му – 181,6 тыс. рекрут.

Ополчения после завершения формирования находились под единым командованием генерал-фельдмаршала М.И. Кутузова и верховным руководством императора Александра I.

Донесения М.И.Голенищева-Кутузова

от 23 августа (4 сентября) 1812.
Главнокомандующий всеми действующими армиями Генерал от Инфантерии Князь Голенищев-Кутузов, из главной квартиры при селе Бородине, от 23 сего Августа доносит ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ следующее:

Позиция, в которой я остановился при деревне Бородине в 12 верстах впереди Можайска, одна из наилучших, какую только на плоских местах найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь я исправить посредством искусства.

Желательно, чтобы неприятель атаковал нас в сей позиции, в таком случае имею я большую надежду к победе, но ежели он найдя мою позицию крепкою, маневрировать будет по дорогам, ведущим к Москве; тогда должен буду идти и стать позади Можайска, где все сии дороги сходятся.

Касательно неприятеля приметно уже несколько дней, что он стал чрезвычайно осторожен, и когда двигается вперед; то сие, так сказать, ощупью.

Вчерашнего дня посланный от меня Полковник Князь Кудашев с 200 казаков, всю конницу корпусов Маршала Даву и Короля Неаполитанского заставил несколько часов сидеть на лошадях неподвижно.
Вчера неприятель ни шагу вперед движенья не сделал. Сегодня казачьи наши форпосты от меня в 30 верстах, и боковые дороги наблюдаются весьма решительно.

Корпус Генерала Милорадовича прибыл ко вверенным мне армиям.
Завтрашнего числа прибудет из Можайска Московское ополчение.
Арьергардом командует ныне Генерал-Лейтенант Коновницын.
Важных дел в сем корпусе еще не происходило, и неприятель удерживается в большом к нам почтении. Вчера взято пленных несколько Офицеров и 60 рядовых.

По словам пленных, к неприятелю прибывают пятые батальоны Французских полков. Сии войска последние, которых они ожидали.

от 25 августа (6 сентября) 1812.
Главнокомандующий всеми армиями Генерал от Инфантерии Князь Голенищев-Кутузов, от 25 Августа из села Бородина доносит ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ следующее:

За последним всеподданнейшим донесением, которое я имел счастье повергнуть ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ [от 23 августа] о том, что армии ввел я в позицию при Бородине в ожидании сил неприятельских на себя. 24 числа [августа] с отступлением арьергарда к Кор-де-Баталь, неприятель предпринял направление в важных силах на левый наш фланг, находящийся под командою Князя Багратиона. Видев стремление неприятеля главнейшими силами на сей пункт, дабы сделать таковой надежнее, признал я за нужное, загнуть оный укрепленным прежде сего возвышением. С 2 часов пополудни и даже в ночи сражение происходило весьма жаркое; и войска ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА в сей день оказали ту твердость, какую заметил я с самого приезда моего к армиям. Вторая же кирасирская дивизия должна будучи даже в темноте сделать последнюю из своих атак, особенно отличилась, и вообще все войска не только не уступили не одного шага неприятелю, но везде поражали его с уроном с его стороны. При сем взяты пленные и 8 пушек, из коих 3 совершенно подбитые, оставлены на месте.

Многие при сем деле заслуживают внимание ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА; о всех таковых списки буду иметь щастие повергнуть в след за сим. Теперь же ограничиваюсь кратким извещением ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА.


от 27 августа (8 сентября) 1812.
Главнокомандующий всеми действующими армиями, Генерал от Инфантерии Князь Голенищев-Кутузов из главной квартиры при селе Бородине от 27 Августа доносит ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ следующее:

После донесения моего [от 25 августа] о том, что неприятель 24 числа [августа] производил атаку важными силами на левый фланг нашей армии, 25 число [августа] прошло в том, что он не занимался важными предприятиями; но вчерашнего числа, пользуясь туманом, в 4 часа с рассветом направил все свои силы на левый фланг нашей армии. Сражение было общее, и продолжалось до самой ночи: потеря с обеих сторон велика; урон неприятельский, судя по упорным атакам на нашу укрепленную позицию, должен весьма нашу превосходить. Войска ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА сражались с неимоверною храбростью: батареи переходили из рук в руки и кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами. Ночевав на месте сражения и собрав расстроенные баталиею войска, освежа мою артиллерию и укрепив себя ополчением Московским, в теплом уповании на помощь Всевышнего и на оказанную неимоверную храбрость наших войск, увижу я, что могу предпринять противу неприятеля. К сожалению Князь Петр Иванович Багратион ранен пулею в левую ногу; Генерал-Лейтенанты: Тучков, Князь Горчаков; Генерал-Майоры: Бахметьевы, Граф Воронцов и Кретов, ранены. У неприятеля взяты пленные и пушки, и один бригадный Генерал. Теперь ночь, я не мог еще собрать подробных сведений.

ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО, в воздаяние знаменитых заслуг Генерала от Инфантерии, Князя Голенищева-Кутузова, Всемилостивейше произвел его в Генерал-Фельдмаршалы, и пожаловал ему 100.000 рублей; всем же войскам, бывшим в сем достопамятном сражении, по 5 рублей на человека.


от 29 августа (10 сентября) 1812.
Главнокомандующий армиями Генерал-Фельдмаршал Князь Голенищев-Кутузов, от 29 Августа из деревни Нары доносит ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ:

Баталия, 26 числа [августа] бывшая, была самая кровопролитнейшая из всех тех, которые в новейших временах известны. Место баталии нами одержано совершенно, и неприятель ретировался тогда в ту позицию, в которую пришел нас атаковать; но чрезвычайная потеря и с нашей стороны сделанная, особливо тем, что переранены самые нужные Генералы, принудила меня отступить по Московской дороге. Сего дня нахожусь я в деревне Наре, и должен отступить еще на встречу к войскам, идущим ко мне из Москвы на подкрепление.

Пленные сказывают, что неприятельская потеря чрезвычайно велика, и что общее мнение во Французской армии, что они потеряли ранеными и убитыми 40.000 человек.

Кроме дивизионного Генерала Бонами, который взят в плен, есть другие убитые, между прочим Даву ранен. Арьергардные дела происходят ежедневно. Теперь узнал я, что корпус Вице-Короля Итальянского находится около Рузы, и для того отряд Генерал-Адъютанта Винценгероде пошел к Звенигороду, дабы закрыть по той дороге Москву.

от 4 (16) сентября 1812.
Главнокомандующий армиями Генерал-Фельдмаршал Князь Голенищев-Кутузов рапортом своим ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ из селения Жилина, от 4 Сентября доносит следующее:

После столь кровопролитного, хотя и победоносного с нашей стороны от 26 числа Августа, сражения, должен я был оставить позицию при Бородине по причинам, о которых имел щастие донести [29 августа] ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ. После сражения того армия была весьма ослаблена. В таковом положении приблизились мы к Москве, имея ежедневно большие дела с авангардом неприятельским, и на сем недальнем расстоянии не представилось позиции, на которой мог бы я с надежностью принять неприятеля. Войски, с которыми надеялись мы соединиться, не могли еще прийти; неприятель же пустил две новые колонны – одну по Боровской, а другую по Звенигородской дорогам, стараясь действовать на тыл мой от Москвы, а потому не мог я никак отважиться на баталию, которой невыгоды имели бы последствием не только разрушение армии, но и кровопролитнейшую гибель и превращение в пепел самой Москвы. В таком крайне сомнительном положении, по совещанию с первенствующими нашими Генералами, из которых некоторые были противного мнения, должен я был решиться попустить неприятеля войти в Москву, из коей все сокровища, арсенал и все почти имущества, как казенные так и частные вывезены, и ни один почти житель в ней не остался. Осмеливаюсь всеподданнейше донести ВАМ, ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ, что вступление неприятеля в Москву не есть еще покорение России. Напротив того с армиею делаю я движение на Тульской дороге. Сие приведет меня в состояние прикрывать пособия, в обильнейших наших Губерниях заготовляемые. Всякое другое направление пресекло бы мне оные равно и связь с армиями Тормасова и Чичагова. Хотя не отвергаю того, чтобы занятие Столицы не было раною чувствительнейшею, но не колеблясь между сим происшествием и теми событиями, могущими последовать в пользу нашу с сохранением армии, я принимаю теперь в операцию со всеми силами линию, посредством которой начиная с дорог Тульской и Калужской, партиями моими буду пресекать всю линию неприятельскую, растянутую от Смоленска до Москвы, и тем самым отвращая всякое пособие, которое бы неприятельская армия с тылу своего иметь могла, и обратив на себя внимание неприятеля надеюсь принудить его оставить Москву и переменить всю свою операционную линию.

Генералу Винценгероду предписано от меня держаться самому на Тверской дороге, имея между тем по Ярославской казачий полк для охранения жителей от набегов неприятельских партий.

Теперь в недальнем расстоянии от Москвы собрав мои войска, твердою ногою могу ожидать неприятеля, и пока армия ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА цела и движима известною храбростью и нашим усердием, дотоле еще возвратная потеря Москвы не есть потеря Отечества. Впрочем ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО всемилостивейше согласиться изволите, что последствия сии нераздельно связаны с потерею Смоленска.

Бородинская битва 26 августа (7 сентября) 1812 г.

Генеральное сражение Отечественной войны 1812 г. состоялось 26 августа (7 сентября) при с. Бородино близ г. Можайска в 124 км от первопрестольной русской столицы Москвы. Во французской историографии и мемуаристике сражение называется Битвой на Москве-реке.

Принимая решение на битву, русский главнокомандующий генерал от инфантерии светлейший князь М.И. Голенищев-Кутузов исходил из требований императора Александра I, настроения армии, жаждавшей дать неприятелю бой, и понимания того, что Москву отдавать французам без сражения никак нельзя.

Для того, чтобы сразиться, требовалось найти поле, которое бы смогло вместить на боевой позиции большую часть русской армии, позволяло ей маневрировать в ходе битвы, обеспечивало природными препятствиями оборону и перекрывало собой Новую и Старую Смоленские дороги, ведущие к Москве. Такое поле было найдено полковником генерал-квартирмейстерской службы К.И. Толем перед г. Можайском. В центре поля находилось с. Бородино, от которого сражение получило свое название.


С.В. Герасимов. М.И. Кутузов на Бородинском поле. 1952 г.

Положение русских войск перед Бородинским сражением

Главная русская армия (соединенные 1-я и 2-я Западные армии генералов от инфантерии М.Б. Барклая де Толли и П.И. Багратиона) насчитывали в своем составе около 150 тыс. человек: 113–114 тыс. регулярных войск, около 8 тыс. казаков и другой иррегулярной конницы, 28 тыс. ратников преимущественно Московского и Смоленского ополчений при 624 орудиях полевой артиллерии. В состав регулярных войск входило 14,6 тыс. новобранцев, прошедших только начальную воинскую подготовку.

«Великая армия» императора в день сражения насчитывала около 135 тыс. человек (согласно проведенной перекличке) при 587 орудиях полевой артиллерии. Численность сторон в день сражения по сей день вызывает дискуссии.

Русская позиция на Бородинском поле имела длину около 8 км. В своей южной оконечности она начиналась у д. Утица, на северной – у д. Маслово. Правый фланг (около 5 км), проходивший по высокому и обрывистому берегу р. Колочь надежно прикрывал Новую Смоленскую дорогу. В случае неблагоприятного исхода сражения Кутузов только по ней смог отводить войска. Здесь позицию с фланга прикрывали густые леса, исключавшие обход позиции. Местность здесь была холмистая, перерезанная речками и ручьями. Здесь был устроен ряд фортификационных сооружений: Масловские флеши, орудийные позиции, засеки.

Позиция на левом фланге требовала «укрепления с помощью искусства», то есть инженерных сооружений в виде полевых укреплений. Здесь были устроены Семеновские (Багратионовские) флеши. Впереди позиции (в 1,5 км от нее) возвели Шевардинский редут. Они к началу битвы не были достроены.

Центр позиции Главной русской армии опирался на батарею Курганной высоты (Батареи Раевского). Французы назвали укрепление на высоте Большим редутом.

Шевардинский бой. Подготовка к сражению

Сражению предшествовал кровопролитный и упорный Шевардинский бой 24 августа. Укрепление на высоте у д. Шевардино защищал отряд генерала А.И. Горчакова. Наполеон приказал маршалу Л.Н. Даву при поддержке кавалерии маршала И. Мюрата, а также польскому корпусу генерала Ю. Понятовского атаковать здесь русских и захватить редут.

Первоначально силы русского отряда состояли из 11,4 тыс. человек при 36 орудиях. Силы атаковавшего неприятеля насчитывали 36 тыс. пехоты и кавалерии при 194 орудиях. В ходе боя число сражавшихся заметно увеличилось. С русской стороны отличились 27-я пехотная и 2-я кирасирская дивизии. Бой завершился поздно вечером, стороны понесли в нем примерно равные потери, по 5 тыс. человек. Защитники Шевардинского редута ночью заняли отведенные им места на главной позиции кутузовской армии. Ее главнокомандующий понял, что Наполеон будет наносить главный удар по левому флангу, где располагалась 2-я Западная армия князя П.И. Багратиона.



25 августа на Бородинском поле стороны готовились к сражению. Вдоль линии русских войск была пронесена Смоленская икона Божией Матери. Французы провели разведку боем у с. Бородино. Продолжалось возведение фортификационных сооружений. Наполеон лично провел рекогносцировку позиции противника.

Бородинское сражение (5:00–9:00)

Боевая позиция русской армии состояла из трех линий: 1-ю составляли пехотные и 2-ю – кавалерийские корпуса, 3-ю – резервы. Артиллерия была равномерно распределена по всему фронту.



Положение войск перед Бородинским сражением 26 августа 1812 г.

Бородинское сражение началось около 6 часов утра выстрелом с французской батареи Сорбье. Атака заранее изготовившейся французской пехоты началась одновременно на с. Бородино и Семеновские флеши.

Бородино защищал лейб-гвардии Егерский полк, потерявший более трети своего состава. Его атаковала французская пехотная дивизия (2 полка). Французам удалось в ходе штыкового боя оттеснить русских пехотинцев на правый берег Колочи. Пришедшие на помощь егерям гвардии русские егерские полки в рукопашных схватках отбросили атакующего неприятеля на противоположный речной берег, почти полностью уничтожив вражеский 106-й линейный полк. Схватка за Бородино завершилась к 8 часам утра. Село осталось в руках французов, которые больше не рисковали переходить здесь Колочь.

Бой за Семеновские флеши, которые защищала 2-я сводно-гренадерская дивизия генерала М.С. Воронцова, сразу же принял самый ожесточенный и упорный характер. Каждую флешь с ее батареями защищал один батальон сводных гренадер. Полевые укрепления русских атаковали пехотные корпуса маршалов Даву, Нея и генерала Жюно, кавалерия (два корпуса) маршала Мюрата. До сих пор не известно точно, сколько вражеских атак последовало на флеши в ходе битвы.

На флеши, полевые укрепления сравнительно небольшие, обрушился сосредоточенный огонь 130 неприятельских орудий. Число пушечных стволов с каждой неудачной атакой французской пехоты заметно увеличивалось.

Первые атаки защитники редутов успешно отбили, после чего укрепления несколько раз переходили из рук в руки. Французы атаковали этот участок позиции 2-й Западной армии силами сразу нескольких дивизий, стремясь в первые часы сражения переломить его ход в свою пользу. Сводно-гренадерские батальоны во флешах держались стойко, не раз «провожая французов на штыках до самого леса».

В ходе боя в строю дивизии Воронцова осталось всего 300 человек. Сам генерал был ранен пулей в ногу, когда повел в штыковую атаку последний батальон своей дивизии. Наполеон приказал наращивать силу артиллерийского огня против левого фланга противника. Завязались контрбатарейные дуэли, в которых участвовали многие десятки орудий. Грохот пушечных выстрелов перекрывал все прочие звуки великой битвы. Ветра не было, и пороховой дым темной шапкой висел над полем битвы.

Багратион подкрепил защитников флешей 2-й гренадерской и 27-й пехотной дивизиями. В бой пошла русская кавалерия: Новороссийский драгунский и Ахтырский гусарский полки опрокинули вражеский головной 4-й конно-егерский полк… Вскоре в сражение у д.Семеновское вступила с обеих сторон тяжелая кирасирская кавалерия. С русской стороны это была 2-я кирасирская дивизия генерала И.М. Дуки и бригада генерала Н.М.Бороздина из 1-й кирасирской дивизии. Французская кавалерия в конных схватках нигде не могла взять верх.

На левом фланге позиции русской армии, а затем в ее центре состоялось несколько столкновений масс кавалерии, прежде всего тяжелой. За весь день сражения русская кавалерия, ходившая во многие атаки, ни разу не уступила неприятелю места боя. На Бородинском поле «Великая армия» потеряла больше половины своей кавалерии: впоследствии Наполеону так и не удалось восстановить ее численность.

Бородинское сражение (9:00–12:30)

Около 9 часов утра главнокомандующий 2-й Западной армией генерал П.И. Багратион получил тяжелое ранение, которое оказалось для него смертельным. Воспользовавшись замешательством, французы в новой атаке захватили две флеши из трех. Но тут сразу последовала удачная контратака подоспевшей 3-й пехотной дивизии генерала П.П. Коновницына. Во время этой контратаки погиб бригадный командир генерал А.А. Тучков.

Наполеон, желая поддержать атакующие усилия у Семеновских флешей, приказал своему левому крылу нанести удар по противнику у Курганной высоты и взять ее. Батарею на высоте защищала 26-я пехотная дивизия генерала И.В. Паскевича. Войска корпуса вице-короля Богарне перешли р. Колочь и начали атаку Большого редута, который был ими занят.

В это время мимо Курганной высоты, занятой неприятелем, проезжали генералы А.П. Ермолов и А.И. Кутайсов. Взяв под свое командование 3-й батальон Уфимского пехотного полка, Ермолов сильной контратакой около 10 часов вернул высоту. «Бой яростный и ужасный» продолжался полчаса. Французский 30-й линейный полк понес страшные потери, остатки его бежали с кургана. В плен был взят генерал Боннами. В ходе этого боя безвестно погиб генерал Кутайсов. Французская артиллерия начала массированный обстрел Курганной высоты. Ермолов, получив ранение, передал командование генералу П.Г. Лихачеву.

На самой южной оконечности русской позиции польские войска генерала Понятовского начали атаку противника у д. Утица, завязли в схватке за нее и не смогли оказать поддержку тем корпусам наполеоновской армии, которые сражались у Семеновских флешей. Камнем преткновения для наступавших поляков стали защитники Утицкого кургана.

Около 12 часов дня стороны провели перегруппировку своих сил на поле битвы. Кутузов подал помощь защитникам Курганной высоты. Усиление из армии М.Б. Барклая де Толли получила 2-я Западная армия, которая оставила полностью разрушенные Семеновские флеши. Оборонять их с большими потерями уже не имело смысла. Русские полки отошли за Семеновский овраг, заняв позиции на высотах у деревни. Французы начали здесь атаки пехотой и кавалерией.

Бородинское сражение (12:30–14:00)

Около 13 часов дня корпус Богарне возобновил атаку на Курганную высоту. В это время по приказу Кутузова начался рейд казачьего корпуса атамана М.И. Платова и кавалерийского корпуса генерала Ф.П. Уварова против неприятельского левого крыла, где стояли итальянские войска. Рейд русской конницы, о результативности которого историки спорят по сей день, заставил императора Наполеона прекратить все атаки на два часа, и двинуть на помощь Богарне часть своей гвардии.

За это время Кутузов вновь провел перегруппировку своих сил, усилив центр и левый фланг.



Ф.А. Рубо. «Живой мост». Холст, масло. 1892 г. Музей-панорама «Бородинская битва». Москва

Бородинское сражение (14:00-18:00)

Перед Курганной высотой состоялся кавалерийский бой. Русские гусары и драгуны генерала И.С. Дорохова дважды атаковали вражеских кирасир и прогнали их «до самых батарей». Когда взаимные атаки здесь прекратились, стороны резко усилили силу артиллерийского огня, стремясь подавить батареи противника и нанести ему максимальный урон в живой силе.

У д. Семеновской неприятель атаковал гвардейскую бригаду полковника М.Е. Храповицкого (лейб-гвардии Измайловский и Литовский полки). Полки, построившись в каре, ружейными залпами и штыками отразили несколько атак вражеской кавалерии. На помощь гвардейцам пришел генерал Н.В. Кретов с Екатеринославским и Орденским кирасирскими полками, которые опрокинули французскую кавалерию. Артиллерийская канонада не утихала по всему полю, унося тысячи человеческих жизней.

После отражения рейда русской конницы артиллерия Наполеона сосредоточила большую силу своего огня против Курганной высоты. Она стала, по выражению участников битвы, «вулканом» дня Бородина. Около 15 часов дня маршал Мюрат отдал приказ кавалерии всей своей массой атаковать русских у Большого редута. В атаку на высоту пошла пехота, которая окончательно овладела находившейся там батарейной позицией. Навстречу вражеской кавалерии отважно вышла кавалерия 1-й Западной армии, и под высотой состоялось яростное сражение конницы.

После этого неприятель кавалерией в третий раз сильно атаковал бригаду русской гвардейской пехоты у д. Семеновской, но был отражен с большим уроном. Французская пехота корпуса маршала Нея перешла Семеновский овраг, но ее атака большими силами успеха не имела. На южной оконечности позиции кутузовской армии поляки захватили Утицкий курган, но дальше продвинуться не смогли.

После 16 часов неприятель, окончательно овладевший Курганной высотой, предпринял атаки на позиции русских восточнее ее. Здесь в бой вступила кирасирская бригада генерала И.Г. Шевича в составе Кавалергардского и Конногвардейского полков. Решительным ударом русская гвардейская кавалерия опрокинула атакующих саксонцев, заставив их отступить на исходные позиции.

Севернее Большого редута неприятель попытался было атаковать большими силами, прежде всего кавалерией, но успеха не имел. После 17 часов здесь действовала только артиллерия.

После 16 часов французская кавалерия попыталась нанести сильный удар от д. Семеновское, но наткнулась на колонны лейб-гвардии Преображенского, Семеновского и Финляндского полков. Гвардейцы с барабанным боем двинулись вперед и опрокинули вражескую кавалерию штыками. После этого финляндцы очистили от неприятельских стрелков сперва опушку леса, а потом и сам лес. В 19 часов вечера ружейная перестрелка здесь утихла.

Последние всплески сражения под вечер произошли у Курганной высоты и Утицкого кургана, но русские удержали свои позиции, сами не раз переходя в решительные контратаки. Император Наполеон так и не послал в бой свой последний резерв – дивизии Старой и Молодой гвардии, чтобы переломить ход событий в пользу французского оружия.

К 18 часам вечера атаки прекратились по всей линии. Не утихала только артиллерийская пальба да ружейная перестрелка в передовых цепях, где отважно действовала егерская пехота. Артиллерийских зарядов стороны в тот день не жалели. Последние пушечные выстрелы прозвучали около 22 часов вечера, когда стало уже совсем темно.