Монеты России и СССР

С днём Победы товарищи!!!

С праздником

Всех с праздником ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ !!!

Всех с Днем Победы! Ура!

Поздравляю ВЕЛИКИМ ПРАЗДНИКОМ , желаю крепкого здоровья и долгих лет жизни ветеранам, и ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ тем кого с нами нет, и не вернувшимся с поля боя в 1941-1945гг.

Дорогое НАТО, не заставляй Нас обновить дату

С Днём Победы!
Ура товарищи!

С Победой !!! Ура!

С праздником!!!

С Праздником Великой Победы!!!
Этот день навсегда останется в народной памяти как день
национальной гордости и благодарности тем, кто ковал Победу на фронте и в тылу.
Мужество, стойкость, героизм и беззаветная преданность Родине наших отцов, дедов и прадедов
вечный пример и образец для подражания нам и всем будущим поколениям.
Спасибо Вам, Ветераны!!!
ПОМНИМ! ГОРДИМСЯ!! ЧТИМ!!!

Поздравляю с Днём Победы !

С Днём Победы!!!

Присоединяюсь!
С Днём Великой Победы !!!

с Великой Победой!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Поздравляю от всей своей семьи Всех с праздником Великой Победы!
Желаю всех благ, добра и благополучия!

С Днём Великой Победы! Ура!

Всех с Великим Праздником!

С ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ

Всех с Днём Великой Победы!

Я был убит в первый же день войны. Даже в первые часы войны. Сгинул без толку, безо всякой пользы…
Ведь даже выстрелить не успел ни разу! А я ж ведь в роте лучшим стрелком был. Меня всегда наш взводный, товарищ лейтенант Анютин, в пример ставил: вот, мол, и полугода не прослужил, а стреляет лучше всякого старослужащего! А я и рад стараться – винтовочку свою будто ляльку обиходил.
Правда, попервой-то досталось мне от старшины Егоршина. Да и за дело – размечтался, как вернусь домой после службы: в новенькой ладной форме, в скрипучих черных сапогах гармошкой, на груди непременно значков россыпь… А то может еще и в петлицах треугольнички! А что?! Почему б мне не стать сержантом? Уж тогда точно Алька на меня только смотреть будет. А я подойду, так, фуражку…
И вот тут старшина начал оружие проверять. И, понятное дело, впаял мне наряд…
Вот он, старшина, мимо меня пробежал. Оглянулся, лицо перекошенное, губы шевелятся: кричит чего-то, а ни чертушки не слышно – грохочет кругом так, что себя не услыхать. И на меня зло посмотрел, но тут же в глазах его что-то жалостливое мелькнуло. Понял, видать, что не поднимусь я больше…
Нет, не поднимусь, и сержантом не бывать мне…
А ведь, сказать по правде, как сыграли сегодня тревогу, так я даже обрадовался – где ж еще солдату отличиться, как не на войне. Что война, нам спехом ротный разъяснил, покуда машины ждали на плацу перед казармой. Так, говорит, и так: внезапный удар, немцы границу перешли, самолеты ихние бомбят станцию. А нам, роте нашей, приказано выдвигаться на выручку пограничной заставе, что сейчас героически отражает атаки превосходящих сил врага. Полк-то на учения убыл. А мы остались на хозяйстве. А тут такое… Из штаба требуют, чтоб полк выдвигался на ранее намеченный рубеж, а полка-то нет, есть только рота...
Ну, это ничего. Они скоро поспеют. А мы, то есть рота наша, не подведем! Может еще до прибытия полка наподдадим им, да вперед! Как говорится, на территории врага! Уж тут даже не значок – тут медаль! А то и орден!
Уж тогда Алька увидит, что я тогда не струсил… Просто не решился… Это Гошка, он всегда такой. А я не смог… Шутка ли – самую красивую девчонку в классе поцеловать!
Теперь уж и не поцелую никогда… Эх, как глупо-то… За что ж невезение такое?!
…У самого леса, за которым была застава, откуда-то сверху, я даже и не рассмотрел откуда, послышался жуткий вой, аж все внутри сжалось. Лейтенант наш запрокинул голову кверху и закричал: «Воздух!» Тут же все горохом посыпались из кузова, а грузовичок наш мелко задрожал, и передо мною с голодным чавканьем в грязных досках возникла череда дырок с занозистыми желтыми краями.
«Как же мы теперь добираться-то будем?» – подумал я растерянно, отряхивая со скатки пахучие сосновые щепочки. Ведь теперь только две машины осталось…
– Ты чего, шляпа, мешкаешь! – рыкнул в самое ухо махорочным духом старшина. – А ну тикай от машин!
Но самолеты, видать, уже где-то поистратили боезапас, потому что, чуть покружив над горящей машиной, они дружно поднялись повыше и скрылись за лесом. Но рокот моторов отчего-то не стих, напротив, делался все громче. А потом оттуда, из леса, вдруг, вынырнул мотоцикл с коляской, потом второй, потом третий… На мотоциклах сидели солдаты в серо-зеленых кителях с закатанными по локоть рукавами и в похожих на горшки касках. Немцы!
Мы оказались для них такой же неожиданностью, потому что мотоциклисты, проскочив по инерции несколько метров, стали разворачиваться. Да так поспешно, что один из них опрокинулся и сидевшие на нем солдаты покатились по земле. Два других, отчаянно петляя, устремились назад, к лесной опушке. Ребята из первого взвода, что были в головной машине, не сплоховали, дали дружный залп и один мотоцикл взбрыкнул, закозлил и завалился набок.
Эх, как я жалел, что не нашему взводу выпало ехать впереди колонны! Как здорово дрыгнул ногами слетевший с сидения мотоциклист! Да я б тоже его снял! Только вот нам, стоявшим позади первого взвода, нельзя было стрелять.
А у лесной опушки, куда мчался оставшийся мотоцикл, показался большой тупорылый грузовик. Из его кузова торопливо соскакивали серые фигурки и рассыпались по сторонам от дороги.
– А ну, р-р-ребята! Вперед! – вскинув вверх руку с зажатым в ней пистолетом, крикнул ротный. И мы, охваченные азартом, ринулись за ним. А еще б не азарт! Вот он враг, перепуганный внезапным нашим появлением, суетливо плюхается в невысокую траву. Вот он враг, которого мы так готовились бить. Который непременно будет нами опрокинут и, трусливо оглядываясь, побежит от нас! Непременно побежит! Вот только пересечем эту небольшую полянку, вот только подойдем на штыковой удар!..
Я дослал патрон в патронник и что есть мочи побежал за ротным. Нет. Я не буду, подобно торопыгам из первого взвода палить по чем зря. Я выберу себе цель и точным выстрелом!.. Благо растерянный враг с перепугу даже не стреляет. Вон пулемет, кажется. Черные сошки наполовину скрыты травой, а над стволом возвышается темная каска. И ведь надо, до него хоть и далеко, но я, кажется, лицо пулеметчика чуть не до черточек разглядел. Вот он приподнялся и напряженно сжав губы смотрит на нас, бегущих к нему. Мордастый, с рыжеватой щетиной на скулах и белесыми бровями под обрезом каски.
Мне сразу припомнились занятия по тактике, когда лейтенант Анютин говорил: «Первым делом надо уничтожать пулеметчиков!» И еще вспомнилось, его же: «Решительность и натиск!» Так вот он, пулеметчик! Вот она цель! Решительным броском вперед! Еще чуть поближе, благо не стреляет немец. Взглядом шарит по лугу, где мы бежим. Вот наши взгляды встретились. Глаза его прищурились, пригнулся он, к прикладу приникая. Спокойно так, даже рассудительно. Не испугался, выходит? Ничего, сейчас я тебя! Первым делом пулеметчиков… Решительность и натиск!
Точно, решительность!
Нет, я не струсил тогда, просто не решился… Этот дурацкий спор с Гошкой, кто поцелует Альку… Откуда ему, балбесу, знать, что я еще с лета с нею даже заговорить не могу, не то что… А он, с улыбкой до ушей, подошел и чмокнул ее в щеку…
А мне уж никогда… Ничего не успел. Ни девчонку поцеловать, ни выстрелить…
Не успел я прицелиться. Чуть замедлил бег, вскинул винтовку, навел мушку под козырек каски за пулеметом. А выстрелить не успел – все вокруг грохнуло, пулеметный ствол расцвел ярким цветком вспышки. А в грудь мне впился рой тяжелых, горячих ос. Ударили, сбили дыхание, ожгли сердце. Ерунда, пустяк, думаю, сейчас отпустит… Но ноги вдруг ватные, тело не мое… Падаю… Как это, отчего? Боль стиснула легкие, не вдохнуть. Ребята бегут, а я… Вот Сашка, вот старшина, и лейтенант с пистолетом… А я…
Все. Закрутился лес, заколыхался, будто по оконному стеклу дождевые слезы потекли… Старшина, изогнувшись, скользнул куда-то вбок. Или я скользнул?..
Неужто все? Как же так? Жизнь пройти, не поле перейти. А мне даже эту крохотную полянку не перейти. «Первым делом…» Не добежать мне до проклятого пулеметчика, не нажать обессилевшим пальцем на курок, да и винтовка уж выпала из рук…
Не пройти мне по своей улице, сверкая медалью и поскрипывая сапогами… Да и вообще не вернуться на свою улицу. Ничего не успеть…
А ребята бегут мимо… Уж без меня… Теперь им без меня воевать. Без меня рыть окопы, без меня отступать, без меня стоять насмерть, без меня подниматься в атаку, без меня жечь черные страшные танки, без меня наводить зыбкие переправы, без меня брать Берлин…
Все без меня… Ничего я не успел. Я убит в первый же день войны. Даже в первые часы войны. Сгинул без толку, безо всякой пользы…
Только и успел принять грудью рой свинца…
А может именно этой ленты, этой горсти патронов не хватит мордастому пулеметчику под Москвой? А? Растратил он их на меня, зато другой солдат, такой же, как и я, с винтовкой наперевес успеет добежать до него и вспороть штыком серый мундир на его груди.
Не достанется тому солдату свинцовых ос, что мою грудь разорвали. Опрокинет он серые фигурки, погонит их назад, до границы и дальше. А потом вернется на свою улицу, пройдет с орденами на груди, скрипя сапогами, как я мечтал.
А я… Я убит в первый же день войны. Даже в первые часы войны. И всего-то и успел за свою короткую жизнь, что остановить грудью пулеметную очередь, чтобы другой солдат, такой же, как и я, смог дойти до Берлина.
Выходит, что ж, выходит, не зря я?.. Выходит, успел и я свое поле перейти?.. И жизнь моя не зря такая короткая вышла?..
Только вот Альку не успел поцеловать, не решился…

С Днём Победы!