Монеты России и СССР

16 сентября 2012 года не стало старейшего бониста-исследователя Николаева Ростислава Всеволодовича.

http://www.bonistikaweb.ru/BIBLIOGRAFIA/nikolaev.htm

Вечная память!

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О ДНЯХ МИНУВШИХ

Мои родственники и друзья, которых я глубоко уважаю, в безапелляционной форме настояли на необходимость написать памятку о моей прошлой жизни, в которой было много интересных и поучительных событий. Это, по их мнению, необходимо сделать, оставляя мои записи для своих потомков. В данное время у меня 7 внуков и 3 правнука. Особенно они интересуются годами суровой Отечественной войны, о которой они знают только по отрывочным сведениям и, чаще, понаслышке.
Выполнить это оказалось довольно сложно в моём 90- летнем возрасте, особенно, когда многие интересные факты жизни полностью исчезли из памяти.
Вспоминая и имея в своём распоряжении несколько старинных снимков моих родных и знакомых, сфотографированных в различные периоды моей жизни, я, воспользовавшись ими, решился всё-таки написать о себе и своих родных.
Читающие мои сухие строчки не должны сурово осуждать мои литературные способности, ибо я совсем не писатель, а по специальности – рядовой инженер.

РАННЕЕ ДЕТСТВО

Отрывочные сведения – воспоминания всплыли в моей памяти, в первую очередь, за период, когда мне было около 5 годков. По ряду причин, жизнь в это время была, очевидно, разнообразной и интересной для меня и всей нашей мночисленной семьи. Тогда в состав семьи кроме меня и моего младшего брата Владимира входили наши родители: мама Клавдия Николаевна, папа Всеволод Петрович, мамины родители и два холостых маминых брата. Мы с братом были всеобщими любимцами. Володя был моложе меня всего на полтора года и во всём брал пример с меня.
Вся семья жила обеспеченно и дружно. Все мужчины работали и вносили свою лепту в денежный бюджет семьи. Женская половина заботилась о моральном благополучии, воспитании нас двух детей и порядке в доме.
Несколько слов следует сказать о моих родителях.
Моя мама происходила из достаточно обеспеченной купеческой семьи. По своему желанию и настоянию своих родителей она в дореволюционное время закончила «Институт благородных девиц». Немного, но с душой, играла на рояле, прилично пела популярные, в то время, опереточные напевы и неплохо танцевала модные танцы. В целом же была по-настоящему доброй красивой женщиной. Окружающие её родные и знакомые за мягкий характер звали «Клавдюнькой».
Мой отец происходил из дворянской военной семьи. Его отец – военный врач в бурные годы России усиленно боролся с чумой и умер в борьбе с ней. Своего сына – моего отца, он определил на учебу в кадетский корпус, по окончанию которого, отец поступил в артиллерийское училище, где он получил профессиональные знания, в том числе по математической науке, в которой он был асс. Во время Первой Мировой войны был назначен адъютантом командующего армией, награжден многими орденами, к сожалению уничтоженными в годы репрессий. В конце этой войны попал в плен после окружения немецкими войсками русской армии, где пробыл до революционных событий в России.
По возвращению из плена служил в русской армии и командовал матросским революционным соединением в борьбе против Юденича, за что был награжден именным стрелковым оружием от Ворошилова. Свою военную службу завершил в Нахимовском училище в должности начальника учебной части.
Возвращаясь ко времени детства, отмечу, что главную роль в воспитании нас – мальчишек, конечно, играли наши родители. Отец был строг с нами и требователен, учил нас самостоятельно трудиться. Он наглядно показывал, как нужно работать столярными и слесарными инструментами, изготовляя небольшую домашнюю мебель. Мама регулярно занималась с нами русским языком и литературой, кроме того, обучала азами французского языка, а также занималась со мной музыкой.
Настоящим членом семьи была у нас няня Ксения, жившая у нас со времени моего рождения. Мы с братом по-настоящему любили нашу няню, разговаривавшую с настоящим псковским акцентом. Забегая вперед отмечу, что няня Ксения погибла от голода во время Отечественной войны, бдительно охраняя наше семейное имущество. И хочется сказать: «Пусть сохранится добрая память о ней».
В этот период вся семья жила на Каменном острове, на берегу реки Малой Невки в двухэтажном доме, построенном из брёвен. Семья занимала весь первый этаж. (В настоящее время дома нет, почему-то дом снесли.)
Моя бабушка Анна Васильевна отличалась большим талантом приготовления вкусной пищи и пирогов. Поэтому гости часто приезжали на бабушкины пироги. Помимо обильного застолья, для развлечения гостей часто устраивались самодеятельные спектакли – шутки на злобу дня. Как правило, вечерние встречи не обходились без танцев. В то время модным был танец танго, танцевали под музыку нанятого тапёра – пианиста. Иногда садился за инструмент мой отец, неплохо играя по-слуху и владея неплохой техникой игры.
Особенно много таких вечеров было в зимнее время. Вечерние встречи совмещались с дневным катанием на лыжах по лыжне, которая пролегала в 10 метрах от дома на реке Невке, а также на финских санях. На масленицу мимо дома проносились вейки со звонкими колокольчиками смехом и песнями.
Так как дом отапливался дровами, то всей семьёй проводились авральные работы по заготовке дров, мы с братом тоже как-то участвовали в этом мероприятии. Заметим, что на эту работу мы с братом выходили не по принуждению, а по собственному желанию, считая, что выполняли важное задание.
При доме был огромный сад, располагавшийся между 2-0й Березовой аллеей и набережной Невки. Мы с братом и соседскими детьми собирали в саду цветы, желуди и всякие красивые травки.
Дома устраивали праздники не только для взрослых, но и для детей, тогда приглашались и соседские дети. Они проводились отдельно от праздников для взрослых. Лишь иногда устраивались совместные праздники, но застолья при этом были раздельными: вначале угощались дети, а уж потом взрослые садились за стол.

ШКОЛЬНЫЙ ПЕРИОД

Приближались тридцатые годы. Настала пора подготовки к школьной учёбе. Вблизи от нашего дома не было никакой школы. Это обстоятельство и бесконечные заботы о дровах, вынудили взрослых задуматься о переезде в новый район жительства, причём, в дом с паровым отоплением. Занявшийся этим делом мой дед Николай предложил переехать на площадь Льва Толстова в дом, сравнительно недавно отстроенный талантливым архитектором Розенштейном. Сам же он проживал в этом же доме, занимая весь второй этаж с оригинальным массивным гранитным балконом. Всего в доме было 7 этажей. Прочность дома была, как у настоящей крепости. Во время блокады Ленинграда рядом с домом разорвалась авиабомба крупного калибра. В результате в стенке дома образовалась только небольшая трещина. Вообще же этот дом (Большой проспект Петроградской стороны № 77) введен в каталог лучших строений города. Его облик отличает от других строений, тем, что по фронтону крыши помещены скульптурные фигуры. Проезжая или проходя мимо этого дома, невольно обратишь внимание на оригинальность архитектуры дома. В доме существовало весьма экономичное паровое отопление. Небольшие котелки в подвале дома при малом количестве расходуемого угля надежно обеспечивали теплом дом круглый год. В подоконники на окнах в квартирах вставлялись оцинкованные ванночки, заполненные водой для обеспечения должной влажности воздуха.
И так, вся наша большая семья поселилась в этом доме на 5-ом этаже, в квартире площадью 200 квадратных метра. Имелся как парадный вход с лифтом, так и черный для повседневных хозяйственных дел.
Буквально рядом с домом находилась небольшая школа. В ней я проучился всю первую ступень. Затем я, как и все другие ученики моего класса были переведены в большую школу на Каменноостровском проспекте, где раньше размещался лицей. Напротив школы находился массивный дом № 26/28, состоящий из нескольких строений, в одной из квартир этого дома жил С.М.Киров.
Школа на Каменноостровском отличалась не только хорошей подготовкой учеников, но и спортсменов по многим направлениям.

МОЯ МУЗЫКАЛЬНАЯ ПОДГОТОВКА

Одновременно с учёбой в школе, я стал заниматься музыкальным образованием – мама хотела подготовить меня классным музыкантом. Некоторое короткое время со мной занималась игрой на рояле частная преподавательница. Но вскоре я поступил в музыкальную школу, которая находилась рядом с Капеллой на Дворцовой площади. Официально это была семилетка, но учили там не только технике игры на рояле, но и преподавали музыкальные предметы, так как готовили учеников для поступления в Консерваторию.
В период учебы в музыкальной школе я участвовал в районных и городских музыкальных конкурсах, которые проводились довольно часто для наиболее способных детей. Лучшие конкурсанты отбирались для выступления на профессиональной сцене совместно с настоящими артистами. В памяти осталось моё выступление в Эрмитажном театре. Мне тогда было 12-14 лет. На эти выступления приходили мои родители, и моя преподавательница, даже со своим мужем. После выступления мы шли на Невский проспект в кафе «Норд», где все угощались и развлекались.
В это же время мы с братом были приняты в морской пионерский отряд при училище им. Фрунзе, где работал в то время отец. Там мы учились игре на музыкальных барабанах. На парадных праздниках во главе строя курсантов пионеры-барабанщики вышагивали по Дворцовой площади. С восхищёнными взглядами провожали нас, одетых в морскую форму, городские мальчишки.
Когда мне было приблизительно лет 12, мы с ребятами и девчатами много играли в различные игры. Вот тогда-то и произошёл со мной почти трагический случай, который трудно забыть. Мы играли в казаки-разбойники. Я был разбойником. И вот я, убегая от казаков по Большому проспекту П.С., перебегал улицу, из-за угла с площади Льва Толстова на большой скорости появился грузовик. Я не успел «ойкнуть», как оказался под машиной между крутящимися колёсами. Ещё мгновение и, машина, проскочив метров 20 вперед, остановилась. Вскочив на ноги, я услышал крик «человек под машиной». Самое неприятное для меня было то, что всё произошло под нашими окнами. Я с ужасом подумал, что мама всё могла видеть, поэтому, я бросился бежать на соседнюю улицу. Прошёл месяц… И когда я и мои друзья шли по Большому проспекту прогуливаясь, я вдруг услышал громкий крик моей няни: «Слава быстро домой!». На мой вопрос что случилось? Последовало: «Ты попал под машину!» Видно одна из девочек – участниц игры проговорилась. Пришлось идти домой и убеждать домашних, что это было давно и всё обошлось хорошо.
В это время в нашей семье произошли серьёзные изменения, связанные с общей обстановкой в стране. С 1934-1936 годов начались массовые репрессии. Они коснулись и моей семьи. Вспоминается, как шёпотом обсуждались репрессионные события. Ожидали мы и ареста моего отца – царского офицера, но его эта участь (Слава Богу) миновала. Возможно, это произошло из-за заслуг отца в годы Гражданской войны. А может быть это связано с характером отца – его аккуратность в поведении и высказываниях.
Запомнился по этому поводу один случай. Отец с мамой были приглашены в гости к бывшему офицеру. Во время застолья в выступлениях одного из гостей, отцу не понравилось высказывания относительно власти. Отец, извинившись перед хозяевами, с мамой вышел из-за стола, и они уехали домой. Как мне помниться, позже вся компания была арестована, кроме отца с мамой. Так отец проявил себя в условиях провокации.
В один из дней был арестован Александр Ефимович – муж двоюродной сестры моей мамы – Валентины Ивановны. Александр Ефимович занимал, в то время, большое служебное положение - был главным инженером резинового комбината «Треугольник». Следом за ним была выслана в Казахстан его жена – сестра мамы – со своими родителями. В результате бездомной оказалась их дочь – трёхлетняя девочка – Кира. Все родственники её отца по-существу отвернулись от несчастного ребёнка. Тогда моя семья, совершив благородный поступок забрала эту девочку к себе. Мама заботилась о ней и уделяла ей много внимания и воспитания. Мы с братом завидовали ей, так как маленькой девочке уделялось больше внимания и забот.
Незаметно пролетали годы, окончив школу, я в 1939 году сразу же поступил в училище им. Дзержинского, продолжая дело деда Петра и своего отца.

УЧЁБА И БОЕВАЯ ПРАКТИКА

Не успел я проучиться в училище и один год, как началась жестокая война – на нашу страну напала фашистская Германия. Несмотря на сложность военной обстановки нас курсантов 2-го и более старших курсов, руководство страны не направило на сухопутные фронты. Я и мои друзья – курсанты продолжали учёбу, чтобы по окончанию стать опытными офицерами, плавать и воевать на подводных лодках. Ежегодно мы проходили военно-морскую практику на подводных лодках разных морей, подменяя штатных старшин – опытных моряков. В период такой практики вместе с лодками гибли и курсанты. За время боев мы потеряли не менее 1/3 числа принятых в училище курсантов. Несмотря на потери, училище все же сумело подготовить большую группу опытных офицеров – специалистов – подводников.
Мне особенно сильно запомнилась боевая практика на подводной лодке типа «С» на Черном море, летом 1943 года. Я и два моих товарища прибыли в Батуми – штаб флота. Нас предупредили, что на «нашей» подводной лодке заканчивается перед выходом в море текущий ремонт.
Воспользовавшись небольшой задержкой я решил сфотографироваться и, послать маме мой снимок – мы давно не виделись. Только я сфотографировался, как из штаба пришёл приказ о срочном выходе корабля на позицию под Одессой для перехвата фашистских транспортов.
Переход из Батуми в Одессу прошёл без каких – либо приключений. На самой позиции было тихо и спокойно – транспорты не проходил мимо. Вдруг командир лодки получил телеграмму с приказом немедленно перейти на позицию под Севастополь для перехвата транспорта, эвакуировавшего руководство немецкого флота. На это выделялись одни сутки, но светлого времени. Но лодка в подводном положении под электромоторами имела небольшую скорость, а в надводном положении под дизелями её бесконечное число, раз бомбили немецкие самолёты. Так и шла лодка: то всплывая, то погружаясь под воду. Таким образом, мы всё же дошли до назначенного места. В точке атаки командир дал торпедный залп, и транспорт был потоплен. Немецкая охрана катерами и эсминцем, сопровождавшие транспорт, стала спасать людей. Спустя короткое время все силы фашистов были «брошены» на преследование и потопление нашей подводной лодки, которая маневрировала, под водой стремясь оторваться от врага. Немецкое командование выделило для уничтожения нашей лодки дополнительные силы, в том числе подводную лодку – «охотник». В это время мы слышали, как вокруг нашей лодки раздавались взрывы бомб, то ближе, то дальше. Исчерпав боеприпасы, фашистские корабли стали ждать наших действий. А нам надо было «оторваться» от них. Трое суток мы маневрировали, чтобы оторваться от противника. Это удалось только после умелого руководства командира лодки. Наконец лодка проскочила между кораблями противника и полным ходом под дизелями двинулась на свою базу. К Батуми мы подошли ранним утром. Флот торжественно нас встретил. Все команды кораблей выстроились в торжественные шеренги. Играли оркестры. Адмирал нас поздравил и объявил что жареный поросёнок на столе в окружении бутылок с вином.
Я же стоял на пирсе и с удовольствием дышал морским воздухом и слушал пение птиц. Этого я не имел полтора месяца, находясь в корпусе лодки.
Не обошла стороной война с фашисткой Германией мою семью, а именно брата Володю.
Продолжая семейные традиции, брат вслед за мной перед самым началом войны поступил в то же училище, что и я. Восемнадцатилетним юношей, в брезентовой робе и бескозырке (которые в училище носили все курсанты – первогодки), он вступил на военную стезю, поглядывая на меня, как на уже бывалого моряка.

СУДЬБА БРАТА

Ещё в детстве Володя целеустремлённо занимался спортом и в свободное от учёбы время посещал знаменитую тогда легкоатлетическую школу Алексеева, где он достиг больших успехов, особенно в метании гранат и копья. Кроме того, от отца ему передалась меткость в стрельбе и, не раз он становился чемпионом и победителем в различных соревнованиях. Последнее и повлияло на его судьбу.
Немецкие войска стремительно приближались к Ленинграду. Курсанты первокурсники включились в ополченческий батальон для отправки рядовыми на фронт в район Нарвы – Кингисеппа. Так началась боевая жизнь и моего брата. Брат получил снайперскую винтовку в пехотной части.
Через несколько дней, когда обстановка в районе боёв чуть – чуть стабилизировалась, всех курсантов начали отзывать с фронта для продолжения учёбы, разместив по товарным вагонам и низкобортным платформам железнодорожного состава совместно с пограничниками, направленными в Ленинград для усиления обороны города.
Железнодорожный состав, направлявшийся в Ленинград, был обстрелян немецкими лётчиками, бомба попала в паровоз, после чего поезд остановился. Один машинист был убит, второй тяжело ранен.
Понимая, что в таком положении все могут погибнуть, мой брат с двумя товарищами решил попробовать заменить машинистов. Раненый машинист не мог двигаться (у него были перебиты ноги), но он был в сознании. Ему оказали медицинскую помощь, перевязав ноги, и он, превозмогая боль, стал обучать своих неожиданных помощников элементарным правилам управления паровозом. Довольно быстро удалось дать ход поезду, и искалеченный эшелон под управлением моряков на малой скорости прибыл в Ленинград, к величайшему удивлению железнодорожников и горожан.
В городе была очень сложная обстановка, поэтому моряков -курсантов, вернувшихся с фронта для продолжения учёбы, довольно формально поблагодарили и направили в училище.
Появление в училище брата запомнилось мне на всю жизнь. Он был весь обвешен патронами и гранатами. За короткий срок пребывания на фронте, он заметно возмужал. Волосы на голове завились, чего не было ни у кого в нашем роду. Всё в его облике говорило о тяжёлых пережитых испытаниях. Мне показалось, что он за этот период времени стал старше меня.


СНОВА В БОЙ

Не успел брат переодеться в курсантскую форму и приступить к учёбе, как в училище снова стали формировать отряд для отправки на фронт.
На прощание я пожал руку брату и пожелал ему скорейшего возвращения. Но моим словам никогда не суждено было сбыться. Тогда я ещё не знал, что это моя последняя встреча с Володей.
Шло время, мы старшекурсники учились и одновременно воевали на лодках, теряя своих друзей. От Володи не было никаких известий почти до самого конца войны. Семья потеряла всякую надежду на благополучный исход.
Заканчивался 1944 год. Наши войска успешно наступали, освобождая занятые фашистами территории. В это время начали появляться сведения о партизанах, сражавшихся в лесах и вдали от Родины. И вот уже накануне 1945 года моему отцу пришло долгожданное письмо от славянской партизанки по имени Итка (к сожалению, её фамилию я не запомнил) с рассказом о его сыне, моём брате Володи.
Оказалось, что на дальних подступах к Ленинграду, брат был ранен и отправлен в лагерь для военнопленных на территории Чехословакии. Частично оправившись от ран, Володя стал искать среди пленных соотечественников – русских моряков, готовых рискнуть и при первой возможности бежать из лагеря, чтобы продолжить бороться против фашистов. Была тайно создана группа смельчаков из нескольких человек. Побег удался, и маленький отряд российских моряков стал ночами пробиваться к чехословацким партизанам, база которых находилась в Словакии на высокогорных Карпатах.
Россияне были радушно встречены чехословацкими партизанами и, войдя в доверие, стали выполнять сложные боевые задания. Итка писала, что её друг Володя в боях с фашистами отличался храбростью и боевой смекалкой. Через какое-то время его назначили старшим по приёму авиационных грузов, направленных союзниками, т.е. он стал начальником небольшого партизанского аэродрома. Итка в своём письме прислала фотографию Володи того периода. Она также сообщала, что он скоро вернётся в Ленинград. Это была необыкновенно радостная весть и вся семья с нетерпением ждали приезда Володи.
Но время шло, отгремели артиллерийские залпы Победы, а брат всё не возвращался. Пришло второе письмо от Итки, в котором она сообщила, что потеряла связь с другом – Володей, и спрашивала, нет ли у нас каких – либо сведений о нём. Последнее, что она знала это то, что Володя получил какое-то ответственное задание командования и отбыл из партизанского лагеря.
Уже в середине 1945 года моя семья получила трагическое известие о том, что Володя был предательски убит выстрелом в спину. Нам также сообщили, что русская и чехословацкая контрразведки активно ведут поиск предателя.
Так завершилась жизнь молодого человека, боровшегося за Родину, за свободу и независимость, также как и жизнь многих людей нашего поколения.
Такие печальные события подорвали жизненные устои моей дружной семьи и привели к гибели всех родных, имена которых приведены были выше.
ПОСЛЕ БОЕВОЙ УЧЁБЫ
КРАТКО О ВОЙНЕ

В 1944 году по окончанию училища им. Дзержинского, я поехал в Кронштадт за конкретным назначением на службу. В связи с тем, что немного было курсантов окончившись, училище с «отличием», я как отличник имел право выбора лодки. Проходя морскую практику на Чёрном море, я довольно хорошо изучил устройство и механизмы подводной лодки типа «С» («Сталинец»). Мой выбор одобрили в отделе кадров Балтийского флота. Однако, за день до выхода на подлодку «С», я был вызван в штаб флота и направлен на другую подлодку типа «К» («Крейсер Рудницкого») вторым механиком. А на подлодку «С» был назначен мой товарищ по учёбе.
На следующий день я уже плыл на «К-51» в составе дивизиона к месту назначения. Первым местом назначения был район Кенигсберга (Калининграда). Позиция была определена рядом с подлодкой «С-13» под командованием А.И.Маринеско. В то время как Маринеско на этой позиции торпедировал и утопил лайнер большого водоизмещения, наш командир – Дроздов потопил грузовой транспорт, но только артиллерией.
Последующее плавание «К-51» было связано с происшествием. Так, во время преследования шведского транспорта в электротехническом отсеке возник сильный пожар. Лодка плыла в режиме «винт – зарядка батарей». Неожиданно командир группы движения решил поменять на подволоке перегоревшую электролампочку, находящуюся в защитном металлическом колпачке. Машинально он опустил руку с колпачком на рубильник электростанции. Произошло сильное короткое замыкание. Стоявший у рубильника молодой матрос растерялся. На мою команду разомкнуть линию, он не отреагировал, отскочил от станции, которая стала гореть. В это время отдыхавший на койке старший электрик Чумак проснулся от шума и яркого света. Он быстро встал и отключил станцию, чем ликвидировал короткое замыкание. За решительные действия Чумак был награждён орденом Отечественной войны Первой степени. Я же при тушении пожара получил серьёзную травму – удар по голове аварийной балкой. И всё-таки этот случай завершился благополучно.
Подлодка легла на грунт, и с помощью талантливой матроской команды был произведён ремонт. Для работающей бригады подавался из специальных аппаратов кислород. Остальные члены команды вынуждены были дышать остатками этого же кислорода. Через три дня ремонт был закончен, и подлодка продолжала выполнять поставленную перед ней задачу.
На базе специальная комиссия решила проверить состояние электростанций на лодке пострадавшей от пожара. Но к своему удивлению не могла определить аварийный объект - так безупречно и качественно был осуществлен ремонт квалифицированными матросами команды.
Впоследствии, при моём участии лодка «К-51» потопила несколько транспортов. Вспоминая часто то время, когда смерть была совсем рядом и всё же, именно тогда жизнь представлялась яркой, а будущее светлым.

ПОСЛЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

По окончанию войны, я офицером ВМФ, продолжал служить на подводных лодках Балтийского флота, выполняя задачи боевого дежурства. Через три года подобной морской службы мне и некоторым моим товарищам (Мнёву, Щенникову и Скворцову)
окончившим училище им. Дзержинского с «отличием» предложили поступать в Академию Кораблестроения и Вооружения им. Крылова. Для этого было необходимо сдать предварительные экзамены за среднее образование, затем предстояли экзамены за высшее образование в объёме курса Университета.
Все эти экзамены мы сдали и поступили в Академию им. А.Н.Крылова. В процессе учёбы нас переквалифицировали. Мне, инженер - механику ВМФ пришлось перейти в Морскую Авиацию и специализироваться на эффективность авиационного реактивного оружия при воздействии по кораблям. Учась в Академии, я внеклассно занимался живучестью кораблей. Поэтому переквалификация меня не очень смутила. По окончанию Академии меня вместе с женой и двумя малолетними детьми направили для продолжения службы в город Феодосию, где были очень плохие условия жизни. Не было нормальной квартиры, водопровода и отопления. Поэтому все жизненные тяготы ложились на меня: обеспечение водой и топливом и др. Сама же работа представляла определённый интерес.
Основной моей задачей в качестве ведущего инженера в области живучести было экспериментальное определение стойкости малых кораблей флота к воздействию взрыва авиационных боеприпасов, проводимых институтом авиации ВМФ. С этой целью на песчаном отлогом берегу Крыма между мысом Чауда и Феодосией ставились списанные из состава флота такие малые корабли, как торпедные катера, катера – охотники и десантные баржи.
Эти корабли ставились недалеко от берега на грунт в море, чтобы расстрелянные корабли не ушли под воду.
Для оценки эффективности живучести и стойкости кораблей создавалась комиссия из специалистов различных научных учреждений. Председателем комиссии был назначен я – Николаев Р.В. – представитель морской авиации ВМФ.
При производстве обстрелов все члены комиссии удалялись на безопасное расстояние, а для меня – председателя комиссии у берега была поставлена бронекабина с бронестеклом для управления по радио о начале вылета самолётов и обстрела. Самолеты, вооружённые снарядами вылетали из посёлка Старый Крым.
Вместе со мной в бронекабине находился начальник кино – фотолаборатории, снимавший на пленку эффект взрыва.
После проведения обстрела все члены комиссии писали отчёт – каждый по своей специальности. По завершению экспериментальных работ составлялся сводный отчёт, который представлялся руководству ВМФ. Кроме того, для руководства монтировалась кино-плёнка, которая позволяла получить общее впечатление от проведённых испытаний.
По приказу Командующего ВМФ в 1957 году Институт авиации ВМФ должен был перебазироваться в Ленинград. Буквально перед самым отъездом со мной чуть не произошёл трагический случай, оставшийся глубоко в моей памяти.
В это время, помимо отстрела малых кораблей, руководство Авиацией ВМФ решила испытать неуправляемые ракетные снаряды при воздействии ими по крупному кораблю. Содействовало этому ранее проведенные испытания в Азовском море крупного корабля управляемыми ракетами. Число воздействий было небольшим, потому остались непоражёнными многие конструктивные элементы. Эти элементы и решено было использовать для испытания неуправляемыми снарядами.
Однако в этом случае нужно было установить и определить конкретно неповреждённые конструктивные элементы. Но сделать это было не просто, корабль стоял на грунте посреди Азовского моря. В связи с этим было решено сделать ряд снимков с малого винта – моторного самолёта. Такая задача была поручена мне, как руководителю работ по живучести и начальнику кино-фотолаборатории.
Итак, в один погожий день мы взлетели на «ПО-2» из посёлка Старый Крым и направились к кораблю. Летели на высоте 200 метров. Когда осталось до корабля не более 100 метров, начальник лаборатории взял киноаппарат и направил оптику на снимаемый объект. В этот момент мы почувствовали, что случилось что-то непредвиденное и неприятное: мы оба «висели» над открытой дверкой самолета и через мгновение могли упасть в море.
Оказалось, что дверка была оснащена стандартной дверной ручкой. При подготовке к фотографированию, мы случайно нажали на эту ручку и дверка открылась.
«Отдышавшись», мы начали фотографировать корабль под разными ракурсами. Итак, запланированное количество снимков мы завершили, и можно было возвращаться в Феодосию. Но неожиданно Крым стал покрываться туманом, который не значился в метеосводках. В этих условиях летчик, высадив нас на Арбатской косе, срочно стал возвращаться на базу. Таким образом, мы оказались в одиночестве на Арбатской стрелке, без надежды на быстрое возвращение на базу. И, главное, без какой либо пищи, возможно, длительное время. Нам было известно, что в этом районе находятся косяки бычков. Нужно было придумать, как поймать рыбу, не имея сетей и специальных снастей.
Найдя небольшого размера ржавый гвоздь, погнув, превратили в крючок, нашлась и веревочка. Вот только не было наживки. Попробовали в виде наживки использовать сигарету. Забросив эту самокрутку, мы стали ждать. И вот первая удача – на крючке «сидит» бычок. Пойманный бычок был разделан на кусочки – приманки. Далее бычки буквально «жадно» захватывали крючки с кусочками своих «родичей». Скоро в наших руках оказалось, чуть ли не сотня бычков. Высушив на солнце добычу, мы утолили голод и могли ждать возвращения на базу. Когда туман сошёл, за нами прилетел самолет, и мы благополучно оказались в Феодосии.

РАБОТА В ЛЕНИНГРАДЕ

С переездом Института Авиации в Ленинград, у меня работой стало теоретическое исследование живучести корабля – авианосца, при воздействии по нему авиационных крылатых снарядов. Этой темой занимались ряд научно – исследовательских институтов. Но главным в этой работе был заслуженный деятель науки и техники доктор наук А.А.Свешников. Он создал в Академии им. Крылова специальную группу, которая поставили работу на научную основу, используя методы теории вероятности. В эту группу вошёл и я в качестве старшего от авиации. Необходимо было создать теоретический чертёж корабля – авианосца с учётом реального состава аппаратуры и оборудования. Затем следовало произвести теоретический вероятный отстрел корабля, и выявить наиболее слабые места по живучести. Такая теоретическая работа завершилась довольно быстро.
Вместе с тем, выяснилось, что для крылатого снаряда Авиации ВМФ нет отработанного взрывателя. В связи с этим всё внимание было направлено на срочное создание этого устройства и его отработку, которая проводилась в Ленинграде, на севере страны в районе Мурманска и в Феодосии, совместно с представителем института, создавшего крылатый снаряд.

НА ПОЛИГОНЕ «РЖЕВКА»

Отработка взрывателя на полигоне «Ржевка» производилась путём отстрела неуправляемыми ракетными снарядами с новым взрывателем по листам брони, подвешенных на специальном вращающемся устройстве, позволяющим менять «угол встречи». Недостатком этой работы являлись частые промахи, связанные с относительной малой скоростью неуправляемых снарядов. Вместе с тем, для отработки взрывателя необходимо было обеспечить большую (необходимую) «скорость встречи» снаряда с преградой. Решено было провести эти испытания на севере в районе Мурманска, производя бомбометание по естественным преградам «Ура-губы».

НА «УРА-ГУБЕ»

Прибыв в Мурманск, я и мой напарник договорились с руководством северной авиации о производстве бомбометания «Ура-губы». Бомбы заранее были снаряжены отрабатываемым взрывателем.
В назначенный день мы расположились за естественными гранитными плитами (укрытий, конечно, не было) и по радио вызвали самолёты.
Хотя бомбы были без взрывчатого вещества, впечатление от происходившего было неважным. Несмотря на то, что лётчики знали, где мы находимся, бомбы могли нас накрыть. Но самым неприятным было то, что взрыватели находились в штатном режиме. Они могли от удара сработать или не сработать. Нам нужно было это определить, но зрительно это не определишь. При снятии взрывателя мог произойти «малый взрыв» и тогда… К счастью всё обошлось и мы выехали в Ленинград.
Испытания взрывателя предназначенного для крылатых авиационных реактивных снарядов по твёрдым преградам дали хорошие результаты в соответствии с техническим заданием и не вызывал сомнений в возможности принятия на вооружение. Однако для крылатых морских снарядов этого было мало. В морских условиях взрыватель не должен был срабатывать при приводнении боевой части и обеспечивать ныряние боевой части и движение её под водой до корпуса корабля.
Таким образом, для принятия на вооружение взрывателя нужны были испытания по водной поверхности. Близко к натуре можно было получить результаты при пусках авиационных торпед. Сложнее в этих условиях осуществить наблюдение работы взрывателя. Так как в Феодосии не было специального самолёта, были только реактивные бомбардировщики, то было решено посадить на самолёт наблюдателя. Эта задача была возложена на меня. Однако в передней части самолёта находился лётчик и штурман, сидящие на катапультах, то мне не было штатного места. Пришлось устраиваться между катапультами на четвереньках. В результате я часто оказывался в перевернутом положении. Несмотря на все неудобства, испытания прошли успешно. Взрыватель был принят на вооружение.
В 1960-ом году по решению правительства была осуществлена большая демобилизация – было уволено большое число опытных офицеров, прошедших Отечественную войну. Попал в это число и я.

После демобилизации я продолжал работать по живучести, то есть по специальности в конструкторском бюро средств механизации (КБСМ). При моём участии были проведены большие научно-исследовательские теоретические и экспериментальные работы, где я защитил кандидатскую диссертацию, работал ведущим конструктором и получил звание изобретатель СССР.
Наряду с работай по живучести кораблей, в КБСМ мне пришлось активно заниматься стойкостью наземных и подземных пусковых установок, предназначенных для отечественных ракет. В связи с этим, также с теоретическими работами довольно часто приходилось выезжать в командировку в Казахстан и Байконур. В Днепропетровск я выезжал для участия в составлении сводного отчёта по пускам ракет. Там со мной произошёл забавный случай, который я посчитал возможным рассказать.
Однажды летом я находился в Днепропетровске в командировке, где готовился к выпуску очередного сводного отчёта с представителями Генерального разработчика. Отчёт был уже почти готов, как от руководства КБСМ пришла телеграмма о немедленном возврате в Петербург. Для выполнения этого указания я немедленно поспешил приобрести в городской кассе железнодорожный билет. Когда я уже подходил к кассе, как вдруг, на меня что-то упало. Я сразу не понял, что произошло? Прохожие удивлённо и улыбаясь смотрели на меня, а я стоял весь в серой краске с головы до пояса. Фасад дома, мимо которого я проходил, окрашивался в серый цвет. Рабочие, как у нас часто бывает, отсутствовали, как видно вышли на обед, а краску в ведре оставили на одном из окон. Порывом ветра ведро опрокинулось, и краска вылилась на меня. Можно себе представить, как я выглядел – весь с головы до ног в серой краске. На моё счастье недалеко от места происшествия находилась химчистка. Когда я туда зашёл, работницы, с трудом сдерживая смех, оттирали с меня краску. Рубашку, которая была в то время на мне, пришлось выбросить.
С надрывом хохотала охрана предприятия, где я работал, глядя на меня. Но мне было не до смеха.
Всё же я благополучно из Днепропетровска вернулся в Петербург без дальнейших приключений. Мой начальник, увидев меня, сразу послал за билетом на Москву. На мой вопрос о цели поездки ответил: «В Кремле узнаешь». Так я и поехал в Москву и Кремль – не зная зачем.
В КРЕМЛЕ

Из дежурной комнаты Кремля, где выписывают пропуска, навстречу мне вышел молодой человек в штатском цивильном костюме. Проверив мои документы, он подробно объяснил мне дорогу в комнату, куда мне был выписан пропуск.
Оказалось, что меня ожидал референт Военно – Промышленной комиссии (ВПК) в комнате, расположенной напротив кабинета Косыгина.
Выслушав мои объяснения о причине опоздания, он сказал: «Вам предстоит работа, совместно с другими представителями министерств и ведомств, в специально выделенной комнате, где приготовлены бумага и ручки. Там Вы узнаете свою задачу».
На мой вопрос к представителям, находившимся в комнате, я получил следующий ответ: «Мы пока не можем объяснить нашу задачу, хотя сидим здесь в ВПК больше двух недель».
Как оказалось позже, вызывали в ВПК не меня, а моего начальника для решения общих вопросов. Он, зная характер референта, отошёл от этой поездки, послав вместо себя, меня. Пришлось додуматься до решения задач поставленных референтом. Я выдал предложения по улучшению связей между организациями разных министерств. Моё предложение было принято референтом, и я быстро покинул Кремль и Москву, а на следующий день был в Петербурге.

В июне 1988 года в связи с возрастом я вышел на пенсию. После многочисленных и разнообразных работ и обязанностей, я оказался на положении безработного. Ещё работая, я довольно активно занялся коллекционированием бумажных денег, выходивших в разное время на территории Советского Союза. Это коллекционирование охватывало денежные знаки, выпущенные Советской властью и противников этой власти – белогвардейскими и национальными правительствами.
В результате мной было установлено, что для изучения истории Советского Союза и отдельных важных исторических событий, проходивших практически на территории страны, денежные знаки (боны), оказывая влияние на историю, не дают полного ответа. Необходимо их рассматривать с другими документами – описаниями событий. Но в смутное время Гражданской войны и национальных воин, в той или иной степени, рассказывают выходившие в рассматриваемый период газеты. Поняв это, я стал изучать старинные газеты, которыми располагал архив библиотек. Это был огромный труд изучения каталогов и большого даже огромного числа газет. Чтобы что-нибудь получилось, пришлось весь материал представить совместно – то есть совместить исторические выпуски из газет совместно с денежными знаками того периода. Таким образом, я превратился из коллекционера бумажных денег в коллекционера историй выпусков денежных знаков.
В результате история Советского Союза в бумажных деньгах уложилась у меня в 13 альбомов. Этим я отличаюсь от коллекционеров – бонистов – от бонистов - историков. Это меня увлекло и в этом я вижу определенный интерес
В свои 90 лет успешно продолжаю это дело, на сколько позволяет здоровье и поддерживает мой жизненный тонус.

Ростислав Николаев

Вечная память.

Светлая Память и Земля Пухом

Светлая память...

Завидной работоспосбности в рутине исследования и поиска, ясного ума до преклонных лет..большого оптимизма и жизнелюбия - таким останется в памяти родных и близких ему людей. Светлая память..

Земля Пухом